Женщина мне предложила раздеться,
Но не в прямом, а в переносном смысле,
Чтобы стихи мои пошли от сердца,
И по пути где-нибудь не прокисли.
Но только я настроился снять пиджак,
Мгновенно налетел ужасный сквозняк
И предложил, по-своему, учтиво:
«Сходил бы ты, мужик, и выпил пива.
Ведь, всё одно, стихи твои плохие,
Нету в них искры, и они сухие,
И как бы ты, родной, не раздевался,
Каким ты был, таким ты и остался».
Это меня серьёзно возмутило,
В моих стихах — первозданная сила,
Назвать их сухими – это моветон:
«Убирайся ты, суховей, отсюда вон».
Но только брюки я снять умудрился,
Этот пассат ко мне опять прицепился,
И утверждает, нахальный фанфарон,
Что жуткую правду будто знает он.
Что все мои стихи – скрытый плагиат,
И он донесет об этом в Наркомат.
Я поначалу не понял ничего,
Почему в Наркомат, а не Дурново?
Но сообразил, дивиться не надо,
Дул в океане, ведь, долго торнадо,
Феликс Дзержинский и Пётр Дурново
Для него смешались как бы в одного,
Что бы ещё я не попытался снять,
Этот безумец мне помешает опять,
Плюнул я, несчастный, и надел пальто,
Я теперь не поэт, а просто никто.
Весело.
Grazie Akssandro!