Город зажмурился от прорвавшегося солнца.
на окнах заблистала изморозь января.
Время к обеду. Слегка кружиться позёмка.
На вздохе застыла стальная река.
В наряде зимы не приметить притворства.
Лёд подражает осколкам стекла.
Земля, покрытая снежным настом,
исчерчена дорожками из сухого песка,
собачьи следы уводят на свалку,
откуда слышаться лай, голоса.
Кричит озябшая молочница, вразвалку
проплывающая с колокольчиком вдоль листа,
будто беглая буква в накинутой шапке,
ищущая соседние по алфавиту для слов,
звучащих «мо», в растяжку «ло», и дальше
«ко», которое хрипнет от холодных глотков
застывшего воздуха, ждущего нараспашку
встречную теплоту любых камельков.
Новогодняя ёлка, сверкая нарядом,
протянула мохнатые лапы к первым рядам,
где сплелись хороводные пряди,
и расплескался предрождественский там-там.
Ветерок уносит ватные снегопады
на нити прядильщиков в перемешанный гам.
И где-то витают призраки бывших
жарких признаний в ночи.
По воле остуда в деревьях поникших
нет прежнего цвета, одиночество каланчи
и скользь ледяная полозьями лижет
заметённые страхи заржавевшей свечи.
12 июня 1996
Загрузка...
