Всю войну под завязку
я всё к дому тянулся,
И хотя горячился —
воевал делово,
Ну а он торопился,
как-то раз не пригнулся
И в войне взад-вперёд обернулся
за два года — всего ничего.
Не слыхать его пульса
С сорок третьей весны,
Ну а я окунулся
В довоенные сны.
И гляжу я дурея,
Но дышу тяжело:
Он был лучше, добрее,
добрее, добрее, добрее,
Ну а мне — повезло.
Я за пазухой не жил,
не пил с Господом чая,
Я ни в тыл не просился,
ни судьбе под подол,
Но мне женщины молча
намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался —
может, мой бы обратно пришёл!
Для меня не загадка
Их печальный вопрос,
Мне ведь тоже несладко,
Что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:
«Извините, что цел!
Я случайно вернулся,
вернулся, вернулся, вернулся,
Ну а ваш — не сумел».
Он кричал напоследок,
в самолёте сгорая:
«Ты живи! Ты дотянешь!» —
доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом
возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там,
ну а я — до земли дотянул.
Встретил лётчика сухо
Райский аэродром.
Он садился на брюхо,
Но не ползал на нём.
Он уснул — не проснулся,
Он запел — не допел.
Так что я вот вернулся,
вернулся, вернулся, вернулся,
Ну а он — не сумел.
Я кругом и навечно
виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться
я почёл бы за честь,
Но хотя мы живыми
до конца долетели —
Жжёт нас память и мучает совесть,
у кого, у кого она есть.
Кто-то скупо и чётко
Отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой,
Как бетон полосы,
И на ней — кто разбился,
Кто взлетел навсегда…
Ну а я приземлился,
а я приземлился —
Вот какая беда…
Загрузка...
