Окно. И зеркало в стене.
Глаза с печалью в нём раскрыты.
И тает лёд в бокале на столе.
И мысли кружат всё забытое.
Её вчерашняя слеза
Упала жертвой тех смятений.
А голова разительно больна
От горечи тех поражений.
«Вы верите в любовь земную?»
Вопрос нелепый и простой.
Он так избит людским рассудком,
Но многим доставляет боль.
«Конечно, ну а как не верить?»
Враньё. Дрожащая рука.
Бокал с игристым светлым ядом.
Улыбка, а за ней тоска.
Ей задали вопрос совсем недавно,
В кафе, напротив тех домов.
И час назад она с улыбкой
Топила горе тем вином.
Она одна. Бокал пустой.
И нет в аптечке аспирина.
А голова мучительно даёт
Понять, что жить необходимо.
И бледная рука скользит
По бледной скатерти забвенья.
А мысль о любви горит
В камине всех людских сомнений.
Нет. Ей не дано играть.
На публику скрывать обиды.
И ночью плакать чуть дыша,
И говорить о ком-то в спину.
Ей не дана манерная привычка,
Всё вечно превращать в игру.
Но и страдать, как героиня фильма,
Она не может по утру.
Окно открылось на распашку.
Восточный ветер скинул пыл.
Всё, сердце замерло мгновенно.
И вновь из глаз тот град полил.
Быть может, всё вернуть назад?
Забыть обиды и сомненья.
И позвонить вот прям сейчас,
Вернуть минуты наслаждения.
Нет. Она, конечно, не способна,
Пойти и горы покорить.
И нет, ей неподвластно время.
Она способна лишь любить.
«Но низко опускаться я не стану»
Всё говорит она куда-то в тишину,
И руки сами к телефону.
«Нет, сила есть. И я смогу»
Листок бумаги. Карандаш.
И бледные до жути руки.
Глоток вина, и излилась
В поэму вся людская сущность.
Нет. Ей не дана игра.
И как Раневская, она не сможет.
Но ей дано умение писать.
И излагать бумаге душу.
Ведь так рождаются поэты.
В людских страданиях и мечтах.
В тех поисках любви заветной.
И в тех разбитых напрочь голосах.
И вновь из глаз тот
градполил.Быть может, всё вернуть назад?
Забыть обиды и сомненья?!
Быть может, с рифмой досказать, —
Вернуть минуты наслаждения…
О, Нет! Она, весьма способна,
Вернуть красивейший напев!
Повествованье — бесподобно…
Еще чуть-чуть и нараспев.
****