В тот день на местном погосте было достаточно многолюдно. В пору, когда активно распускаются листья и зеленеет трава, особенно тянет загород, быть поближе к природе, возможно и поэтому наше население спешит посетить места захоронения своих близких и дальних. Будучи не в силах остановить народный поток на кладбища в эти дни, православные батюшки решили переименовать языческий славянский праздник «Радуница» в «День поминовения усопших», дабы придать этому массовому весеннему посещению могил уже свой формальный статус, и тем самым перевести его из пассива в актив. Совершается он на девятый день от Пасхи, во вторник «Фоминой недели» и только у славянских народов. Однако если православным иерархам формально и удалось оформить это народное движение в рамках своей доктрины, то с содержанием процесса они ни чего поделать не смогли. Именно в этот самый праздник, как еще его называют, «Родительский день», наш русский народ несет с собой на погост огромную массу многоразличной снеди и еще большее количество спиртного и желание расслабиться, порой, как и во всяком деле, проявляя на этом поприще излишнее усердие. Славяне в пору язычества справляли тризны на гробах усопших, что являлось, возможно, частью поклонения духам предков, и в наше время, как в стародавнюю пору посетители кладбищ не прочь поесть и соответственно выпить, что стало неотъемлемой частью программы посещения мест упокоения бренных тел, но, что радует, уже без особого злоупотребления духовной подоплекой всего этого действа.
Вообще эта весенняя кладбищенская суета несет в себе не только отпечаток языческих обрядов, но как бы сам дух древних культов, который генерирует собой картины ушедшего, или того, что уже должно было уйти, как то навязчивые цыганята-попрошайки, какие-то мрачные старухи, завернутые подобно анархистам во все черное, дедушки с красными носами, издалека, напоминающие лесных колдунов, оборванцы, похожие на гномов в лохмотьях, распространяющих далеко вокруг себя запах недорогого портвейна, и кажется, что где-то там, дальше, за заброшенными могилами на тайной опушке разведен костер и уже кипит вода в котелке вместе с мышами и лягушками, и костлявая рука снимает ароматную коричневую накипь деревянной поварешкой.
Вот и сам я пришел на погост в Родительский день, который выдался теплым и солнечным, уже не помню в каком годе, с двумя полными полиэтиленовыми пакетами даже трудно сказать, зачем… Возможно сила привычки, боязнь что-то упустить, чувство долга или, нечто скрытое в подсознании привело меня к бабушкиной могиле, которую я предполагал немного обиходить, и с этой целью привез с собой баночку с серебристой краской, рабочие рукавицы, кисточку и маленькие грабли, какими работают старушки, а так же щетку-сметку и мешки для мусора. Другой пакет соответственно заполнили: бутылка недорогой водки, плавленый сырок, пышная и душистая булочка, минеральная вода в полиэтиленовой таре, большой апельсин и раскладной стаканчик ровно на сто пятьдесят миллилитров.
Прибыв на место и осмотревшись, с целью стимулирования трудового процесса, несмотря на легкий внутренний протест, я решил все-таки налить себе сто грамм народного напитка, которые и пришлось выпить, морщась и с ворчанием. Затем, еще раз осмотревшись, и поразмыслив о бренном, я принялся за уборку, огороженной оградкой, сваренной из металлических прутьев, площадки размером полтора на два метра от накопившегося мусора – старых еловых веток, прошлогодних листьев, заячьего помета и пустых бутылок. Навязчивое щебетание птиц, настойчиво напоминающее о том, что весна, несмотря ни на что, пришла, отвлекало от работы, и просто нельзя было не выполнить рекомендацию поэта:
Весенний звонкий птичий гам,
Со всех сторон нам лезет в уши!
Давайте, выпьем по сто грамм,
Закусим и еще осушим!
С учетом этих обстоятельств перерыв между первым и вторым стаканчиком оказался традиционно минимальным.
Работа спорилась, на сердце было светло и радостно, минут за восемь я закончил уборку и, сняв куртку, под теплыми лучами солнца приступил к покраске оградки. Труд на свежем воздухе пробуждал к жизни, поднимал настроение, и если бы не местный антураж, который располагал не к веселью, а скорее наоборот, можно было спеть вполголоса песню лесных романтиков. По завершении малярных работ, которые, нужно сказать, в небольших объемах стимулируют аппетит, я перекусил, по причине отсутствия ножа, ломая руками булочку и плавленый сырок, и выпил. Тут и там окрест меня, люди, скинув плащи и куртки, сновали с охапками и пакетами по узким проходам между оградок, металлические столики эконом типа, покрытые газетами взамен скатертей, уже были заставлены стеклянными банками с домашним солением, тарелками с печеньем, консервными банками в основном с килькой в томате, на белые бумажные подставки была нарезана колбаса, а посредине, каплями подсолнечного масла на свекольном бордовом фоне обычно сверкал винегрет в пластмассовом блюде. Ближе к центру столов группировались бутылки с водкой, и вином «Кагор», пластиковые бутыли с минеральной водой и соками, в связи с недостатком места находили пристанище под столом. В чуть прохладном весеннем воздухе уже появился легкий привкус горелых сосновых веток, вместе с чуть уловимым ароматом портвейна, настоянного на дубовой стружке. Постепенно голоса становились чуть громче и чуть резче, все чаще слышался приглушенный звон разбитого стекла и издалека — женские рыдания с всхлипываниями.
Благодушно оглядываясь по сторонам, я сожалел лишь об одном, а именно – очень захотелось присесть и расслабить слегка усталые члены, но возможности привести в исполнение данное желание я не обнаружил, без того, чтобы пожертвовать чистотой моих последних брюк, которые можно было бы с оговорками назвать приличными. Поэтому я выпил еще пятьдесят грамм (или граммов?) водки, закусил плавленым сырком, который оказался удивительно вкусным и уселся на февральский номер газеты «Патриот Сибири и Заполярья», вытянув перед собой усталые ноги в галошах. Однако долго просидеть в таком положении я не смог, еще не прогретая земля настойчиво напоминала мне о возможности острых приступов ревматизма. С целью борьбы с оным, пришлось уговорить себя выпить еще полсоточки и встать на ноги.
Содержимое бутылки таяло на глазах, свежий воздух, ласковое весеннее солнце и неутомимая поддержка птиц делали свое дело, я уже начал тихонько напевать себе поднос о неразделенной любви к продавщице из кондитерского отдела, как вдруг почувствовал, что, нечто начало происходить, окружающее меня пространство пугающе менялось, именно в качественной его составляющей. На первый взгляд, все вокруг оставалось по-прежнему – запахи, краски и звуки, но далеко не каждый материальный импульс, тем более духовное проявление можно воспринять нашими органами чувств, есть много такого, что мы можем уловить только на другом более тонком уровне восприятия, получая едва заметные сигналы в нашем духе, будучи далеко не всегда способными их принять, понять, и главное — сделать верные выводы. Куда-то внезапно исчезло благодушное настроение, меня охватило чувство панического страха, с которым трудно было бороться, так, что под брезентовой кепкой защитного цвета зашевелились волосы на голове, сердце учащенно забилось, словно сигналя об опасности, тело стало не послушным, как будто под действием парализующего транквилизатора, какое-то время руки висели бессильно вдоль туловища, не смотря на ряд моих попыток, я не мог очистить апельсин. Судя по всему, совершилось вторжение чего-то иного в этот окружающий меня мир, что-то зловещее уже произошло, и хотя пока никак не проявило себя видимым образом, похоже уже действовало. Теряя силы, но не рассудок, я воззвал к Господу и дал себе установку не бояться, зная, чьим оружием является страх.
Потом я увидел ее… Казалось, вместе с ее появлением внезапно похолодало, вдруг я почувствовал себя замерзшим, так, что я принялся едва ожившими руками растирать свои уши и нос. Не отрывая взгляда от этой мрачной фигуры, я замечал, что люди в поле моего зрения, как по команде стали одеваться и обуваться, затягивать тесемки на шапках, у кого они, конечно, были, минеральная вода в пластиковой бутылке была готова превратиться в лед и уже подернулась сверху легкой шугой. Она шла вперед по широкой кладбищенской заасфальтированной аллее, (хотя возможно глагол «шла», подходит при описании ее движения меньше всего, возможно «проплывала» сделает картину более правдоподобной), от которой налево и направо разбегались узкие тропинки, петляющие подобно змейкам между расставленных вне всякой системы могильных оградок. «Проплывала» старая карга, не глядя по сторонам, опустив голову в темной ажурной накидке долу, и руки ее с длинными крючковатыми пальцами не двигались в такт ходьбе, могло даже показаться, что эту пожилую женщину, если не сказать старуху, одетую во все черное до пят, с лицом, наполовину закрытом траурной вуалью, несла какая-то неведомая сила, слегка подхватив за костлявые плечи, над землей. Еще минуту назад, кладбище наполненное шумом, который производили тысячи посетителей своими разговорами, употреблением пищи, суетливыми перемещениями по делу и без такового, звоном граненых стаканов, кашлем, сморканием в носовые платки и без таковых, вдруг ойкнуло и замолчало, давящая, неестественная тишина, какая бывает на футбольном стадионе, когда пробивают пенальти в ворота хозяев, максимально усилила зловещее впечатление произведенное явлением старушенции. Каждый со своего места, кутаясь, во что попало и, дрожа от холода, наблюдая молчаливое торжественное шествие этой мрачной фигуры, понимал свою незначительность, ничтожность и суету прозябания в бренном мире перед величественнейшей картиной шествия старушки в трауре по пустой кладбищенской аллее. Помолясь Господу, словно бросая вызов увиденному, собрав все силы, преодолевая холод и гнетущее впечатление, произведенное этой мрачной фигурой, налил ослабшей дрожащей рукой в свой стаканчик водки и выпил, закусив долькой апельсина. На этот раз водка произвела благотворное действие, стало немного теплее, тело постепенно обретало былую упругость и мощь, и дух мой был не сломлен! Усилие над собой всегда приносит плод добрый.
— На здоровье, уважаемый!
Загрузка...
«Никогда я не брал сохи, Не касался труда ручного, Я читаю одни стихи, Только их — ничего другого…» … А.С. Есенин. 1946 г.
– На здоровье, уважаемый! — тихо прошамкала она, касаясь моего локтя и заглядывая в глаза. — Плесни чуток! Замерзла я в такой то день! Благо найдутся праведные люди на земле обетованной… Правда ведь?
Ну, что я тебе скажу? Хорошо! Жизненно, от души. Читать интересно. В одной фразе: 103 слова; но это не испортило впечатление от прочитанного, скорее наоборот. Пиши, продолжай, не теряя суть задуманного. Удачи! (И.. скорейшего завершения!
Не смутили слишком длинные предложения? У меня всегда так… Часто грешу словоблудием, но бывпет и умело…
Миш… как сказал кто-то «Мир — переплетение радости и печали, непрерывная игра комедии и трагедии. И даже в повседневной жизни встречаются небольшие детали, в которые вплетены трогательные истории.» И таки. этот кто-то был очевидно прав, если бы не был прав, то мне скорей всего не понравилось бы. Что такое длинное предложение? Это , таки, очень длинная мысль!! А разбивая на части, ты таки будешь мыслить коротко и много, т.е. часто!!! ))))
Умеешь! Зачиталась даже.
Прочёл с удовольствием) Прекрасно написано и как бывший работник «Ритуальной» службы, даже подчеркну: Вполне реалистично и со знанием темы написано 😬
Спасибо, Сереж. Очень ценю твоё мнение.
Впечатляет! Бесчисленное количество слов, но так плавно и мягко, словно музыка или река. Незаметно погружаешься и вот уже паришь в истории.
А для меня проза — всё та же поэзия. Спасибо, Gorn, что заметели.