Жил да был когда-то Разин
Тимофеев, сын Степан.
Не красив, не безобразен,
С Дона русский атаман.
Охранял купцов на Волге
От разбойников в пути.
Сам же без раздумий долгих
Мог в разбойники пойти.
Заплатил купец Степану,
Будет жив, и цел товар.
Все по чести, без обману,
У купца большой навар.
Ну а если кто, бывало,
Пожалел, не заплатил,
Было и таких немало,
Тех Степан в реке топил.
Разрослась его ватага,
Тесно стало на реке.
Есть и сила, и отвага,
И деньжата в кошельке.
По Яику погуляли,
Волгу-матушку прошли.
Про него в Москве узнали,
Слухи до царя дошли.
Объявили вне закона
И послали воевод,
Даже часть казаков с Дона
Супротив него идет.
Что ж, к былому нет возврата,
Если вступим в бой – умрем.
А давайте-ка, ребята,
К шаху послужить пойдем.
Вот и он, персидский берег,
Пушки на челнах палят.
Не устраивай истерик,
А встречай моих ребят.
Мы послужим ныне шаху,
Всех побьем его врагов.
Эко дали братцы маху
До персидских берегов.
Внешне приняли радушно,
Разместили на ночлег.
Было сытно и не скучно,
Так и жил бы целый век.
Только персы сил собрали,
Как же этот метод стар:
Когда хлопцы крепко спали,
Нанесли по ним удар.
Много наших погубили,
Но и многие спаслись,
И ребята отомстили,
От души оторвались.
Жирный куш казаки взяли,
Разорили города,
А трофеи не вмещали
Даже крупные суда.
Шах персидский посылает
Воеводу своего.
Уничтожить их мечтает,
Всех убить до одного.
Воевода дело знает,
В разных битвах победил.
Флот огромный снаряжает,
Собирает много сил.
Он уверен в результате,
Он казаков разобьет
И с собой как на параде
Дочь-красавицу везет.
Дочь упряма и строптива,
Настоящая княжна,
Удивительно красива,
круглолица и стройна.
В ней души отец не чаял,
Больше жизни дорожил,
Что же дома не оставил,
Взял с собой и погубил?
Подошли к казакам ночью
В тишине без лишних слов,
Но дозор казачий точно
Всех засек и был таков.
Доложили атаману,
Лишь зажегся небосвод,
Так же скрытно по туману
Казаки пошли в обход.
Сами персов окружили
И усыпали огнем,
Пол-эскадры потопили
Тем лучистым светлым днем.
Бегством персы жизнь спасали,
Те, кто в схватке уцелел,
Казаки кого догнали,
Ну а кто удрать сумел.
И еще трофеев взяли.
Сколько? Трудно посчитать.
Русскому царю послали
Не на дно же их пускать.
Десять суден нагрузили
Для московского царя,
Доверху добром набили,
Чтоб не гневался зазря.
То за прошлое расплата,
Чтоб прощенье заслужить.
Все, идем домой, ребята,
Хватит море бороздить.
Атаман повел ватагу
В город Астрахань домой,
Принесли царю присягу
И остались на постой.
Были полны все базары
Заграничного добра,
Даже ценные товары
Шли дешевле барахла.
Да, трофеев взяли много,
Но еще случилось там –
Персиянка-недотрога
В плен попала к казакам.
Как Степан ее увидел,
Так дар речи потерял.
И казаков не обидел,
Им хороший откуп дал.
А княжна три дня рыдала,
Не могла ни есть, ни пить.
Умереть скорей мечтала,
Чтоб страданья прекратить.
К ней Степан с теплом и лаской,
С добрым словом, как умел,
Восхищенье скрыть под маской
Он не мог и не хотел.
С нею быть Степан мечтает,
Дарит серьги и кольцо,
А она его кусает
И царапает лицо.
Вся братва над ним смеется:
Да возьми ее силком,
Коль добром не отдается,
Помоги ей кулаком.
Право слово, недотрога,
Лучше б я тебя не знал.
Ты от черта иль от бога,
Кто тебя ко мне послал?
Ты зачем меня терзаешь,
Душу вынула мою
И к себе не подпускаешь.
Не живу, а словно сплю.
Хочешь, реки течь заставлю,
Вспять и горы сворочу,
Землю кверху дном поставлю
И тебя озолочу.
Быть галантным не умею,
Я в походах с ранних лет,
Только без тебя зверею,
И не в радость белый свет.
А она в ответ кивает
Непокрытой головой,
Ни чего не понимает,
Ведь язык его чужой.
Только что-то изменилось,
Что-то екнуло в груди,
Будь то заново родилась,
И остались позади
Дом родной и жизнь былая,
И забавы юных лет,
Где жила она, не зная
Ни печалей и ни бед.
Грусть-тоску ночами злыми
Заменил шальной дурман.
Постепенно между ними
Разгораться стал роман.
Он зайдет – она смеется,
Исподлобья, не всерьез.
Смех ручьем весенним льется,
И не видно больше слез.
Запоет красиво, нежно
И приблизится слегка.
Танцевать начнет неспешно –
Тает сердце казака.
И уже не в силах оба
Удержать себя в руках.
Потеряла недотрога
В эту ночь и стыд, и страх.
А над Волгою туманы
Поутру стеной стоят,
Как волшебные дурманы
Буйну голову пьянят.
Атаман не замечает
Недовольство казаков
И не ведает, не знает –
Бунт практически готов.
Люди ропщут за спиною:
Нас на бабу променял,
Всюду водит за собою,
Сам уже как баба стал.
Атаман бузит, гуляет
На просторе волжских вод,
Персиянку обнимает
И хмельную брагу пьет.
Слышит ропот за спиною
И насмешки казаков,
Перестал владеть собою
Атаман от едких слов.
За спиной моей шептаться
Да смеяться надо мной,
Что, помочь с башкой расстаться?
Зарублю! Степан постой!
Мы княжну в походе взяли,
Ты ж себе ее забрал.
И казаки порешали,
Чтоб не жадничал, отдал.
Сам попользовался бабой –
Дай попробовать другим.
А кому она наградой
Станет, как-нибудь решим.
Вот где яблоко раздора,
Сам бы мог давно понять:
Для забавы, для позора
Персиянку вам отдать?
Он поднял княжну на руки,
Возле борта с нею встал,
В воду поглядел со струги
И такую речь сказал:
– Волга-Волга, мать родная,
Широка и глубока,
Нет тебе конца и края,
Вдаль течешь издалека.
Ты дала мне столько чести,
Славы, злата, серебра,
А для нас с ватагой вместе
Столько сделала добра.
И в бою не раз спасала,
Укрывала от врага,
Но подарка не видала
От донского казака.
А она под взгляды злые
Ни жива и ни мертва,
Молча слушает хмельные
Атамановы слова.
Мощным взмахом поднимает
Он красавицу-княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну.
Быстро воды поглотили
Персиянки звонкий крик
И в своих глубинах скрыли
Навсегда прекрасный лик.
Да, судьба княжне досталась,
Долго падать ей до дна,
А на палубе осталась
Только туфелька одна.
И казаки обомлели –
Неожиданный финал.
Приутихли, присмирели –
Крут же батька-атаман
Что ж мы, братцы, из-за бабы
Чуть не сделали беды.
Выпьем браги, выпьем, дабы
Не было у нас вражды.
Да, ребята, не до ссоры,
Нам ли с вами что делить?
Мы казаки, а не воры.
Все, достаточно бузить.
Самозванцы захватили
Власть в столице и в стране,
Мужики терпеть не в силе,
Валят толпами ко мне.
От помещиков-бояров
Люд честной на Дон идет,
Отбиваясь от ударов
Кровопивцев-воевод.
Нас на помощь призывает
Православный наш народ,
Волю получить мечтает,
Сбросить тирании гнет.
И товарищи-казаки
Дружно грянули «Ура!»
Руки чешутся по драке,
Погулять пришла пора.
Словно ветер на просторе,
Разносил народ молву:
Радуйтесь, казаки вскоре
Выступают на Москву.
Мужики не дожидаясь
Взяли в руки топоры,
Долго жили пресмыкаясь
Да терпели до поры.
Наконец пришла расплата,
Поквитаться пробил час.
Стал топор сильней булата,
Кровь рекою полилась
Взбунтовались все губернии,
Не один убит упырь.
Поднялся в защиту черни
Соловецкий монастырь.
Всюду схожая картина –
Бунт как страшный ураган,
Именем отца и сына
Во главе всему Степан.
А Степан в своей каюте
Туфельку княжны достал
Счастье от судьбы на блюде
Получив, не удержал.
Ночь, одна лишь только ночка,
Ну а дальше – пустота.
Нету недотроги. Точка.
И не будет никогда.
Не услышит звонкий голос,
Не обнимет стройный стан,
Шелковистый черный волос
Не погладит атаман.
Сам убил своей рукою,
Чтоб волненья прекратить.
Сердце жжет такой тоскою,
Нету силы дальше жить.
Спит Степан, а может, бредит,
Видит, словно наяву:
Месяц ярко в небе светит,
Ветер гнет к земле траву.
Гонит волны, поднимая,
Ударяет их о борт,
Брызги в стороны швыряя.
Вдруг затихло. Что за черт?
В лунном свете недотрога
На него из-под воды
Смотрит, брови хмуря строго,
И корит: «Ну что же ты?
Обещал любить, лелеять,
На руках меня носить,
Златом-серебром усеять,
Если надо, защитить.
Обманул меня ты, милый,
Исподволь пришла беда.
Ни оградки, ни могилы,
Лишь холодная вода.
Без тебя мне одиноко,
Тягостно лежать на дне…»
Тянет руки недотрога:
«Жду тебя, иди ко мне!»
Он на палубе очнулся –
То ли сон, а то ли нет.
В воду глянул, обернулся –
Только яркий лунный свет.
А восстанье разрасталось,
Царь стрельцов послал вперед.
На мгновенье показалось,
Что не выдержит народ.
Только вот стрельцы не стали
С казаками воевать,
Воевод своих связали,
В реку начали бросать.
Так как новые порядки
Им самим не по нутру,
На религию нападки,
Крепостничество в миру.
Всю Россию раскололи,
На борьбу подняв народ.
Лучше умереть на воле,
Чем неволя круглый год.
Вверх по волге поднимались,
Степи-плесы широки,
Постепенно приближались
К главной цели казаки.
Пал Саратов и Самара,
Впереди Симбирск лежал,
Здесь настигла божья кара –
Пулю атаман поймал.
Но не умер, жив остался,
Знать, судьбе угодно так.
Год в постели провалялся –
Жар, и бред, и кровь, и мрак.
А в бреду к нему являлась
Ненаглядная княжна.
То сердилась, то смеялась,
То надменна, то нежна.
То рукой его поманит
За собой в небытие,
То внезапно исчезает,
Будто не было ее.
Пламя страсти не остыло,
Ночью душу жжет и днем.
А правительство решило
Смуту выжигать огнем.
Пригласили иностранцев,
На своих надежды нет.
Бейте, жгите голодранцев,
Млад он или старый дед.
Сострадать, жалеть не надо,
Нет пощады никому.
То ж наемникам услада –
Грабить дикую страну.
И стрельцов послали тоже,
Чтоб не ели пайку зря,
Убежать никто не сможет,
Ведь в заложниках семья.
Бей своих, чтобы боялись,
А тем более врагов.
Как повстанцы ни старались,
Но войны закон суров.
За безумную свободу,
Жизнь лихую и разбой
Много вольного народу
Поплатилось головой.
И Степана псы достали,
Привезли в Москву в цепях,
Руки-ноженьки отняли
У народа на глазах.
Был разбойник – и не стало,
Но судачила молва.
За мгновенье, как упала
С плахи буйна голова,
Крики, вопли, гул поднялся,
Покатился по толпе.
Ну а он лишь улыбался
И шептал: «Иду к тебе».
Загрузка...
