Ох эта ночь купалья, тянет в сказку душу,
Томит надежды маленький росток,
Пустым карманом вывернув наружу,
Набрать хоть пару строчек на стишок…
Откель? Коль на Руси спокон смышлённость,
Наследством доставалась дураку.
А умным что? Лошадку для погони,
Да, от судьбы вдогон по тумаку.
И вот несут их кони вдаль за счастьем,
В края далёкие, какие не сыскать.
Где гады смотрят вслед, разинув пасти,
А все тропинки то в кабак, то в гать.
Неведомы иные им дороги,
А то и те порой невмоготу.
Но счастья хотца, как же быть, убогим,
Когда обходит сирых за версту?
И вот, свела судьбинушка в гадюшник
Всех самых умных, вот где знать, так знать.
Тут их коряжит от ума и плющит.
Не знают на кого его девать.
Решили мыслить, есть такая мулька,
Когда не видно впереди пути.
Одна лишь мысль и та шальная пулька:
Должна, мол, вскоре папороть цвести…
Была то шутка, может прибаутка,
Но коли тонешь и соломке рад.
Живуча, стало быть, Баяна «утка»,
Раз собирают олухов отряд.
Старшой, что самый умный, воеводе
Даёт такой напутственный наказ:
Там далеко, в лесу, за тихим бродом,
А может омутом, не разберёшь зараз…
Короче, у тебя в запасе сутки,
Найти и принести нам тот цветок.
Иначе сон случится, самый жуткий,
Поймёшь, как это, знать про свой шесток.
По совести, был воевода честен,
Не прятал втуне плутоватый взгляд,
Всё говоря без должной лести,
Предчувствуя беду себе на зад.
Ходили слухи разные про омут,
Да и лесок был нечистью нечист.
Де ждали люд там мозгоклюев сонмы,
Особливо, тех кто умом плечист.
Задал старшой служивому загадку,
Нахлынула на голову печаль
И к бересте не придерёшься — гладко,
Указан срок, за подписью печать.
Поди признать, что без ума, всем сложно,
А тут в мундире, при чинах — никак
И тупо лезет вон мужик из кожи,
В расставленный судьбиною просак.
Чины оне вареньице для мухи
И видится одна в них только сласть,
Но власть она для степенного мужа,
Иному, как бы на кол не попасть.
Но, ужо вечер, девки хороводят,
Костры Купале вдалеке горят.
Озноб прошёл спиною воеводы,
Последний луг, где пас Макар телят.
Обходит стороной народ бывалый,
За выпасами нет людской тропы,
Пришла пора надеть шелом из стали,
Авось спасут, коль клювами слабы.
Такую нечисть, мозгоклюи редкость,
Не знали прежде тварь ту на Руси.
Чем уберечься? Комариной сеткой,
А может не достанет и зброи.
Идут, таятся, слова не обронят,
Спустилась темнота, полезла жуть,
Не сыщется от страха обороны,
Но сказ на том не обостряет суть.
Горят глаза за омутом, из леса
Стучат секиры, боязно брать вплавь
Явился водяной — хранитель местный:
— Чего шумим?
— А ну-ка переправь!
Не то за миг разложим всю запруду
И хатки разнесём ко всем бобрам.
Смотри, возьмусь, мужик я нудный,
Не поленюсь, на шкурки даже сдам..
— Суровый витязь, — водяной чуть сдрейфил.
Сам воевода, от того не ждал
Но как-то так, отряд прошёл за реку
И тут в сторонку голос отозвал.
Вот чудо чудное, близ масляная рожа,
Вся улыбается, слащаво говорит
И приближается так, тихо, осторожно,
Что характерно, в очи не глядит.
Чу, филин будто, охнул с горя леший:
— Пропал служивый. Бестолочь, но свой.
Вот, гад заморский, языком как чешет,
Не подойти утащит за собой.
Спасать, ребята, командира надо.
От мозгоклюя ум не уберечь.
Всё переврёт ему, и дюже складно
И будет после он не ваш, сиречь.
Откажется от другов, от устоев,
Не знамо завернёт куда вожжа,
Завоете от дури волчьим воем,
Так присосётся к телу, будто вша.
— Чего-то ты темнишь нам, братец леший,
Ты только наш гадюшник описал…
— Ах, вон оно чего, проели плеши,
Что не придумает, как будто наказал…
— А папоротник, что, цветок чудесный?
Что, попусту цепляется народ?…
— Кому, то счастье, коль с собою честным
Не стали и в душе до сих разброд?…
Загрузка...
— А папоротник, что, цветок чудесный?
Что, попусту цепляется народ?…
— Кому, то счастье, коль с собою честным
Не стали и в душе чинить* разброд?…
****