С балкона снежинки юркнули внутрь и в комнате тают.
Молюсь, мечусь, медитирую, маюсь, мечтаю.
Комкаю одеяло, чтобы уснуть,
кто придумал такие кровати?
Ночь непростая:
от ста шестидесяти семи
сорок пять отнимаю.
Посылаю глаза в черный космос пластиково-оконный:
Что мы? Где мы?
Что там звёзды!
Даже рядом уже далеко мы.
Невесомы
слова, когда из ста намеченных дел
вымучил только два,
три, четыре, пять с половиной…
Лавиной
рухнет на голову так, что идёшь в магазин винный.
Стоп. Не выход.
Там, с другой стороны есть вторая дверь.
Ручка сломана, но если открыть вежливо –
будет со скрипом петь, так что, проверь.
А лучше душ. Контрастный, как зарплата банкира и слесаря,
Чтобы мысли в коробку черепа
с айкью равным сто тридцать два
лезли полезные.
Честно.
Будто во сне.
Хочешь дёрнуться, а на практике парализованный, скованый.
Ватно-свинцовый проснешься
и снова будет всё здОрово или здорОво.
Спросят:
— Ты как?
— Я? В норме!
Да и какой нынче смысл грузить собеседника праздными разговорами.
Собеседник минут через пять на столе проверяет отчёт.
Шипит, шелестит, швыряется.
Выражается.
Идет мыть руки. Вода не течёт.
Как, уже обед?
Спускается.
Лифт опять заглох.
Когда в этом здании уже наконец починят свет?
Еще минут через …цать мелочь-мелкая горстью из кофейного автомата.
И зачем столько?
Средневековье.
Три серебряных, пять золотых.
Не надо.
Мелочь-мелкая никак в руку не собирается.
Старается.
Выражается.
Потеет.
Бурая сладкая жижа одним глотком.
Слева :
— Нельзя быстрее?
Послать бы по нужному адресу.
Вежливость!
В вузе учили свои лучшие чувства сдерживать.
Ясно же — не комплименты.
Вернёмся к тому моменту.
О чем мы?
Секундою позже выхожу из комы:
На вопрос «Как дела?» что бы такое приличное соврать в пустом коридоре?
Себя — ладно, а других обманывать не мой вариант, sorry.
Много чего в голове.
Говорить — не варенье варить.
Главное — правильно переварить.
(тавтология, знаю).
Но это всё объясняет.
Молчу.
Рассказать свою жизнь
обстоятельно и по делу лучше лечащему врачу.
К чему поток красноречия? Улыбаюсь губным уголком.
Тот, кто спросил о моих делах,
с красноречием никогда лично не был знаком.
Значит, О′кей.
Слово намного плёвей, чем сам воробей.
Вылетает быстро, легко и просто.
Заморский язык жутко закомплексованный от малого своего веса и роста.
Две буквы проще, чем «великолепно» ,»благодарю», «замечательно»
или
«Как ты прекрасна в этом сиреневом свитере!»
В Питере
будешь так выражаться
и ходить в этом свитере!
Значит, О′кей.
Расшифровка: Оба Купились.
Механизированно- монетизированно простились.
Ныряю в дела.
Больше молчания — меньше зла.
Пошла.
Кругом всё поехало, затарахтело.
Где-то встряло,
смяло.
Надолго.
У женщины накипело.
Шевелит ртом,
гоняет слова-паразиты, эпитеты не по Далю.
Когда утихомирится?
Зря ждали.
Визави занят своим бутербродом.
Всё мимоходом:
дружба, еда, сон, продолжение рода.
Мыслей тыща роится как надоевшая мантра.
Про вчера, про сегодня.
А что про завтра?
Хмм…
всё решается этажом много выше.
Крыша.
Слушает, но не слышит.
Выдает инвентарь разный:
кому костыль, а кому спортивные лыжи.
А иным сразу и то, и другое.
Ноешь?
Снова бурлит кипяток стоградусный
(знаю про тавтологию).
В прозрачную кружку чай наливается радостно.
Не так, как другие напитки многие.
А прошлое что?
Здесь поднимаем брови.
Забыть, запылить, вытрясти
и повесить на гвоздь ржавый, десятисантиметровый?
Сложно.
Иногда слишком туго идёт
со дна банки мёда столовая ложка.
Тошно.
Пальцы липкие,
но можно
раз и навсегда договориться — выговориться или же выпендриться:
обвинить во всём себя.
Но мы же не дети,
Модно разок и накричать любя.
Снова каяться, маяться,
жаловаться на несовершенство этого бытия,
на расстояние комнаты соседней
бросать дротики — междометия.
Как хочешь, но обижаюсь ведь и я!
Ведь и без этого могли бы.
Больно? Колет?
Что ж, пациент, потерпите,
значит, вы всё ещё живы.
Странно.
Всё меньше нас трогает,
когда собака зябнет на улице мокрая, битая.
Не от холода зябнет, от обиды.
Разные пройдут мимо хомосапиенса виды.
Когда книги пылятся в лавках:
«Возьмите бесплатно, а то нас вообще выбросят».
Когда дети наши в выражениях
не стесняются, не тормозят,
Родители делают так,
значит, и нам позволено.
Земля большая, круглая,
а мы всё равно грубо и тесно живем огурцами в банке засоленными.
Смотрим — дышим, слушаем и не слышим,
любим — расходимся, едем и не заводимся,
соображаем — тупим, опаздываем и спешим,
покупаем, покупаем, покупаем и выбрасываем,
кого-то прощаем, а кого-то наказываем,
хвалим и одновременно ругаемся матом.
А хотели когда-то рукой до неба достать. Куда там!
Ведь читали с фонариком под одеялом детективы, романы, фантастику, драму…
Ещё букварь, где мама мыла с утра деревянную раму.
Кстати.
За тебя всё ещё волнуется твоя мать.
Ну кто же придумал такую, красивую с виду, напрочь кривую кровать?!
Дрова!
Ответ-то совсем был простой:
сто двадцать два!
Теперь точно всё.
Спать, спать, спать.
©Марина Задорожная «Записки на нотной бумаге», 2020г.
Загрузка...
Где-то встряло,
смяло.
Надолго.
У женщины накипело.
Шевелит ртом,(с) — Господи! Если ты есть ВРАЗУМИ!!!!!! Ибо, …
Благодарю за визит! 🙂