Сводил концы с концами он —
семь лет, как слёзы на пол,
стабильно жалкий пенсион
ему на карту капал.
Имел машину и гараж,
хрущёвские квадраты…
Он был законченный алкаш,
но вёл разумно траты.
Порой пописывал стишки,
бездарные, и всё же…
Так и текли б его деньки,
но в майский день погожий
её он встретил, и шлея
зашла под хвост поэту.
А вышло, что была змея
им на груди пригрета.
Ему подумать бы тогда,
пусть мозг и не натружен:
красива, статна, молода —
зачем же ей он нужен?..
В подробностях живописать
я здесь, отнюдь, не стану —
как месяцев примерно пять
он жил в дурмане пьяном.
Как лапал у него в виду
её какой-то длинный.
Как слышал, словно бы в бреду:
«Подписывай, козлина!»
О том, что дальше было с ним —
уж догадался каждый:
«любовь» прошла, как с яблонь дым,
очнулся он однажды
не в милой сердцу конуре,
а как последний нищий —
на бесприютном пустыре
у старого кладбища.
Нелепый древний чемодан
был собран в явной спешке…
Бутылка водки и стакан
лежали в нём усмешкой;
по днищу шаря в две руки
и озираясь глупо,
бумаги и черновики,
и карту он нащупал.
Листочки дарственной нашёл
меж мятыми вещами,
и промелькнуло: «Хорошо —
хотя б не завещанье…»
И снова по местам сложив
носки, электробритву,
одно и то: «Спасибо, жив…» —
твердил он как молитву.
На небе ранняя звезда
зажглась туманным светом.
Он брёл неведомо куда…
И затерялся где-то.
Такое…могло бы произойти с моим соседом…Но вмешались мы, соседи….И «отбили» у паразитов мужика….
Мне известны случаи, когда на хитрые задницы находились болты с неплохими нарезками, но этого спасти не удалось, ибо на все увещевания отвечал одно: «не лезьте не в своё дело».
Кот мне прошептал: что это у «кнура» так! т.е. мужа свиньи.
(И спрятался за спину….)