В ПАМЯТЬ О ВСЕХ ТЕХ, КТО ГОРЕЛ, НО ВОССТАЛ ИЗ ПЕПЛА,
И ТЕХ, КТО НАПОИВ РУССКУЮ ЗЕМЛЮ КРОВЬЮ,
ПОДНЯЛСЯ В ПОЛНЫЙ РОСТ И ДОШЁЛ ДО БЕРЛИНА
Две «Русской», ржаная буханка,
колбаска, лучок и сальцо
в скатёрке на траке от танка
у стелы с гранитным лицом.
Они приезжают негласно
сюда, где лежит командир.
У этих людей седовласых —
эпоха войны позади.
Прозрачным канатиком нервным
разлиты по сто «фронтовых».
Без закуси, молча, по-первой
за павших. Затем — за живых.
— А помнишь, Серёж, как горелым
там мясом несло… И ни зги!
В той бойне тогда грешным делом
я чуть не нассал в сапоги.
Да разве ж такое забудешь?!
По швам расползалась броня.
Пылали и танки, и люди
в безбрежной лавине огня.
Десятки оторванных башен
взлетали в дуэлях армад.
И даже бывалым был страшен
тот дъявольский танковый ад.
Вот снова сдвигаются кружки
по тем, кто почили в броне.
По третьей – за бывших подружек
и фарт на жестокой войне.
А дальше – за «тридцатьчетвёрку»,
в которой прорвались в Берлин…
Ну, вот уже голос нетвёрдый
и слёзы вовсю потекли.
Июльского ветра порывы
солдатам целуют виски.
Их души — доселе в нарывах!
И плачут навзрыд старики.
Под курских соловушек трели
старлея последний помин:
— Ты молод, а мы постарели…
Мир праху, Арсентьич! Аминь!
Сияет Звезда на граните
над списком сусальных имён,
и памяти тонкие нити
целы в лихолетье времён.
Звёзды на Братских
Загрузка...
