Открыло утро табель чёрный
работ людских, и все спешат.
Везде клохтание уборных
и жирный пласт на этажах, —
и этот пласт, на клетках палый,
он давит гадостью пивной,
кошачьим мускусом, и салом,
шипящим улицей дневной.
В сковородах зажжённых кухонь,
в конфорках разогретых плит
трёх солнц живых, так нужных брюху,
наставший день не пощадит.
Мужей выбрасывает в двери
их виноватое чутьё
вчера не сбывшейся постели
и мстительное забытьё
курящих жён.
О, наших дней,
ночей — смертельные метели!
Работа бесится столетья
над этой практикой тщеты,
всех приводя в последней трети
к железной миске нищеты,
или стакану одиночки,
что в лунной комнате пустой
поставлен предпоследней точкой
в конце истории глухой.
И лишь меня в словесной тине
июльским жаром залило
в моей кувшинковой трясине.
Я — квакша лета, мне светло.
н
Загрузка...
