Давно не живы, мог едва ли,
Года лихие те прожить,
Помещик русский или барин,
А про дворян что говорить.
Не знала жалости к дворянству
Террора красного рука
И много судеб растерзала,
Оставив горечь навека,
Но вспоминает наше время,
О тех годах, издалека,
С тоскою, с нотой вожделенья
И ждёт, что времени река,
Вернёт, тот ужас, боль сражений.
Где за Отчизну встав, сыны,
Искали счастье коммунизма,
Раздув в стране пожар войны.
Забыли дети ценность жизни,
Что перед Богом все равны,
А жизнь земная — это признак,
Заслуги рода старины.
Нарушив цепи поколений,
Сломав сложившийся уклад,
Не отыскав иных решений,
История пришла назад.
Вновь отбирает судьбы, лучших,
Рождает племени костяк,
Тех, кто Отечеству попутчик,
И отсевая тех, кто враг.
Кому страна, жена родная
И он хозяином стоит.
Другой же, рок свой проклиная,
Заморским раем бередит.
Идёт создание элиты.
На чём же сделали упор?
На деньгах, заповедь забыта.
Опять свой пишут приговор?
Или очнувшись вспомнят Бога.
О том, что много им дано
И будет спрос, он будет строгим.
Ответить всем нам суждено.
Удел богатых меценатство
И оставляя на пути,
Следы плодов своих, богатства,
Творцами к Господу прийти.
В потоке мысленных суждений,
Казалось потерялась нить,
Того что я хотел вначале,
Читателю сего открыть,
Да, речь пойдёт о меценате
И об истории любви.
Она случилась на закате,
Тогда ещё другой страны.
Герой наш житель Томска Мальцев.
Пусть он представится: «Иван,
Для близких можно, просто Ваня».
Имел успех у светских дам.
Поэт и дамских тел угодник?
Любил стихом сердца сразить?
Нет, в красоту хотел поверить
И рад был счастью, этим жить,
Искал любви среди кокетства,
Но лишь повесой смог прослыть.
Молвою этой утомлённый,
Иван оставил вскоре свет
И вот делами окружённый,
Ведёт имение, чуть свет,
Вставая утром, спозаранку,
Любил по землям он ходить.
«К зиме готовят летом санки», —
Привык о деле говорить.
Что ж домовит, уже осанист,
Но оставался не женат,
Осадком видимо остались,
Неразделённых чувств каскад.
Гуляя утренней зарёю,
Начав привычно божий день,
Решил Иван пройтись рекою,
Вблизи одной из деревень.
Шагал привычно, тропкой узкой
И размышляя о былом,
Был потревожен песней русской,
Ведомой детским голоском.
Застыл, нежданно, в любопытстве
И песни волнами влеком,
Он подошёл, застав девицу,
Цветы плетущую венком,
Чуть кашлянув, начать беседу,
Девица дрогнула, и тут,
Сей господин ей был неведом,
С испуга уронила труд.
Венок упал, катясь, и в реку,
Уже течением несёт.
Иван, как вьюнош в воду сбегал,
Его хозяйке подаёт:
«Прошу простите, мне испуг ваш,
Но кто вы, милое дитя».
«А вы», — смеясь вдруг простодушно:
У вас за ухом карандаш».
«А, это, так, наброски мыслей,
Пишу, всё больше для души».
И защемило, чем-то близким,
Что так хотел он потушить.
Любовь, коварно это чувство,
Метает ловко в сердце нож,
А может стрелами Амура,
Пронзает, чем не разберёшь.
Влюбился, но она ребёнок,
Терзался чувствами Иван,
Искал в уме себе резоны,
Которым сердцу б отказал.
Их набиралось боле, боле,
Не оставляя воле сил,
Но вскоре понял, ей он болен,
А возраст подождёт, решил.
Чудно, но в обществе Анюты,
Представим после, кто она,
Он возвращался в те минуты,
Когда в душе царит весна.
Открылись прежние таланты
И словом снова воспарил,
Лилось оно её дискантом,
В романсах, он слова дарил.
Любовь свою же, сделал тайной,
В дом был введён, как старший друг,
Так окружил заботой Анну,
На ниве творческих потуг.
Род Кузнецовых небогатый,
Купцы, но честью дорожил.
Глава семьи, в делах опрятный,
А дочерей боготворил.
Был образован, что приятно,
Мог пошутить всегда легко,
Историй много знал, занятных,
Когда-то ездил далеко.
Имел к наукам разным слабость,
Детей к тому же приобщил,
Чтоб не теряла время младость,
Студент за стол, всему, учил.
С образованием приличным,
Но доучиться, вот не смог,
Стал сирота, был другом личным,
Отец купцу, теперь сынок.
Составим общую картину.
Мы не забыли про maman.
Взять золотую середину
И вот портрет уже ей дан.
Добавлю, очень музыкальна
И знали руки инструмент.
Её характер, взяла Анна,
Клавир, гитару, впрочем нет,
Всё это да, начнём иначе.
Глаза, неотразимый свет.
Теперь семейством всем на даче,
И девушке тринадцать лет.
Года ползли, душа мечтала:
«Пора венчания, весна,
Он вальс кружил с ней, в центре зала,
Его любимая жена».
Но возвращался вновь в реальность,
Где ощутил приливы сил
И начал принимать, как данность,
Что меценатом стал ей мил.
О нас конечно очень много,
Расскажут многое дела
И если был угоден Богу,
Считай мечта не зря ждала.
Стареем мы, взрослеют дети
И улетают со двора,
Не ново ничего на свете,
Все заневестились, пора.
В сестёр венчании потоке,
И Ане очередь пришла.
Ну, наконец, дождался срока,
Сватов послал, но не ждала…
И не могла, с ним, быть жестокой,
Отец дал волю, дочь сама.
Не знал он тягостней мгновений,
В глаза с надеждою смотрел
И понимал, лишь Бога гений,
Решит теперь его удел.
Ведь был же друг, терялась Анна,
Как быть, когда он стал жених,
Удивлена и несказанно.
Сидит в углу, совсем притих.
Скажу, что Анне стало легче,
Поняв ту грусть, прошедших лет…
Возьмёт за руку вдруг, отпустит…
И вот теперь ей дать ответ.
Сказать, что любит? Нет. Не жалость.
Есть благодарность, но при чём?
Пожалуй жертвенность осталась,
Расчёта не было при том.
Решилась, выдохнув: «Согласна».
Спросив у матушки совет:
«Влюблён, в тебя и очень страстно,
Умрёт, когда ты скажешь нет».
Иван от счастья, даже вскрикнул,
Вскочив на ноги, как кадет,
Жизнь понесёт их, как квадрига,
Сметая вихрем разность лет.
Осталось позади венчанье,
Медовый месяц позади,
У Анны жизнь предел мечтаний,
Но чувства нет в её груди.
Есть уважение, есть дети,
Им подарив свою любовь.
Вес обретала Анна в свете
Давая бедным хлеб и кров.
Посредством Анны предложений,
Иван во многом преуспел,
Был у неё дар провидений,
А потому, в делах был смел.
Про добродетель Ани вскоре,
Томск говорил, да и вокруг,
На зов в беде являлась споро,
Явив собой спасенья круг.
Добро всегда найдёт дорогу,
К сердцам изранненым людей,
С надеждой ждали на пороге,
Молили Бога дать ей дней.
Не оставалась Анна чуждой,
К заботам творческой среды.
Став где-то Музой, где-то в нуждах,
Таланта отыскав следы,
Даря своё благословенье
Открыла жизни горизонт,
Взяв под своё их попеченье,
Рукой своей вводя в бомонд.
Да, вечера, салоны, встречи,
Ещё внимание гостей,
Как часто в них причины трещин,
При разрушении семей.
Случилось так, однажды с Анной,
Пришёл на вечер, эполет,
В мундире, аксельбантах, статный,
Со взглядом бархатным брюнет.
Представлен был, как губернатор:
«Блюсти поставлен интерес,
Служил, сейчас ушёл в отставку,
Ещё не знаю этих мест.
Прошу прощения, знакомство,
Я с вашим мужем заимел,
Был приглашён, зашёл так просто,
Он видно занят, много дел».
«Вы проходите, будьте гостем,
— вдруг Аня словно расцвела:
Я вас прошу, скажите тост нам,
Налейте кто-нибудь вина».
«Тост? От гусар, те жить мгновеньем,
Всегда хотели и могли.
Не утолить нам жажды зельем,
Рождённым счастьем для любви,
Играя в ней, напитком пенным,
Мы чувствам создаём прибой
И отдаваясь после в плен им,
Ныряем в омут головой.
Живём, зачем? Что здесь нас держит?
Кого ты вспомнишь, пав от ран?
Бывало те, кто камня тверже,
От боли вспоминали мам,
Я поднимаю тост за женщин,
За наших милых сердцу дам,
А чтобы вас собой потешить,
Подайте мне второй стакан.
Сейчас увидите вы фокус,
Мне показал один цыган
И господа, смотрите сбоку».
Восторг и ах, искрой роман.
(Позвольте не вдаваться в сцену,
Чтобы понять, то надо видеть,
А описать, мы сменим тему,
Так, вкратце, выпил, не обидеть.)
Мы говорили, нет в ней чувства,
К Ивану Мальцеву в душе.
Любил лишь он, она искусство,
Друзья, стерпелась с тем уже.
Назвать её неблагодарной,
Помилуй Бог, к чему грешить?
Ей чувств хотелось, первозданных,
Самой желать, самой любить.
Он был женат, она невольна,
Встречаясь с ним наедине,
Нашла себя в любви невольно
И удивлялась новизне.
Как мало знаем наших женщин,
Ведь позволяя их любить,
Мы самолюбие, лишь тешим,
Они же будут нами жить.
Нам отдаваясь без остатка,
Лелея в нас свою мечту,
Но не остынь, от жизни сладкой,
Иначе встретишь в ней не ту.
Когда же женщина полюбит,
Хоть кол на голове теши,
Что странно, всех за вас осудит
И видит с милым рай в глуши.
Их счастье прекратилось вскоре,
Не дремлет сплетен злой язык,
Кому скандал, кому-то горе,
Кому посплетничать призыв.
И вот стоит она пред мужем
В измене им уличена:
«Ну прогони же, ну же, ну же».
«О Бог ты мой, как ты бледна.
Врача, скорее». «Что случилось?»
«Упала в обморок она».
«Всё хорошо, с ней, божья милость,
А ваша нервность ей вредна,
И не курите здесь, друг милый,
Мадам немного на сносях».
В другой бы раз душа забилась,
Его, при этих новостях,
Но что-то, словно надломилось,
Чего не объяснить в словах.
Понять бы, как так получилось
И почему на сердце страх.
Всю ночь Иван курил, в раздумьях,
А утром в спальню к ней вошёл:
«Прости, я ждал, ведь не любила
Всё знал, работая, как вол,
Хотел, чтоб ты меня ценила
И вот теперь, жду приговор.
Я не виню тебя в измене,
Приму приплод, чего юлить,
Чей бы бычок не погулялся,
Телёнок наш и нам кормить.
Прости, сегодня что-то грустен,
Вот не удалось пошутить».
Наш эполет, гусар привычный,
Уехал в Петербург к семье,
Скандал не нужен, им столичным,
Знать, где-то дочь на стороне.
Оставим их, пусть время лекарь,
Пропишет им лечебный дым,
Молитва, лучшая аптека,
Когда душою ты томим.
Хотите знать что было дальше?
И ищете тому предлог?
Ну что же добрый мой читатель
Надеюсь ты не будешь строг,
Нет оправдания измене,
Но есть причин немало к ней.
Нестойко человечье племя,
Поддавшись пламени страстей.
Иван простил и дай им Боже
В любви, согласии прожить
Не будем память мы тревожить
Позвольте повесть завершить.
Любовь нам многое прощает,
Но дочка вышла хороша,
Черноволоса, смуглокожа
И материнские глаза.
Быть может этого хватило
Не чаял в ней души Иван,
Как речка горная игрива
И импульсивна что вулкан,
Всегда, как звонкий колокольчик,
Летал по дому детский смех,
Бежала первой после ночи
К отцу, проснуться не успев.
Что ж видим, дети душу лечат,
Переболел и наш герой
И Анны толи взор открылся,
Но стала женщина другой.
Сказать, что счастливы, наверно.
Да многое смогли понять,
Порой должно быть очень скверно,
Чтоб что-то высшее узнать.
Я говорил уже, вначале,
Что ожидало всю страну.
И будет наш рассказ печален,
Вокзал и поезд на войну.
Сказать случайность, нет, не знаю,
Но видно Анну Бог берёг,
Почти мгновенно, вроде малость,
Удар подножкою в висок.
Она не видела то горе,
Что ожидало после всех…
Иван готов с судьбой был спорить,
Но понимая, это грех,
Простил ошибку машиниста,
Была такая там вина.
А может вспомнив взгляд лучистый
Решил, простила бы она.
Писать ли дальше, есть в том смысл,
Иван почувствовал, что стар.
Уже не покидала мысль:
«К чему весь этот капитал?
Есть для души какой в нём прок?
Оставив детям пенсион,
Иван азартно, как игрок,
Стал раздавать свой миллион.
И думы, думы, все о ней,
День ото дня он был черней.
Не мог, без Аннушки своей,
Скучал, не замечал врачей,
Как будто знал, недолог срок
И сам заступит за порог.
Всё так и есть, всё так и было,
Любовь немало вновь родила,
Дай Бог и вам, чтоб вы цвели.
За сим поклон всем, до земли.
Загрузка...
Вы — тонкий психолог и талантливый поэт. Я просто зачитыааюсь, иногда — др слёз. Спасибо!
Благодарю Вас