Блузку надела яркую, —
Зеленую, ядовитую, —
И, смеясь, взяла меня за руку,
Лететь желанье испытывая.
Мы долго бродили по городу —
Красочному старому,
Своей историей гордому, —
Самозабвенною парою.
«Взгляните, как смотрят прохожие:
Вероятно мы очень странные,» —
Сказала она, похожая
На лилию благоуханную.
И в глаза мои заглядывая,
Склонная к милым дурачествам,
Глазами ласкала, и радовала
Своим врожденным изяществом.
Задержались перед кафаною,
Зашли и присели к столику,
Заказали что-то пряное,
А смеха-то было сколько!
Терраса висела над речкою —
Над шустрою мелкой Милячкою.
Курила. Пускала колечки.
И пальцы в пепле испачканы.
Рассказывала мне о Генуе.
О дальнем гурзуфском промельке.
Восторженная, вдохновенная,
Мечтающая о своем томике.
«Но время уже адмиральское,
И — не будем ссориться с матерью…»
С покорностью встал вассальскою,
И вот — нам дорога скатертью…
Болтая о всякой всячине,
Несемся, спешим, торопимся.
И вдруг мы грозой захвачены
Такою, что вот утопимся!..
Влетели в подъезд. Гром. Молния.
Сквозняк — ведь окно распахнуто.
Притихла. Стоит безмолвная.
И здорово ж тарарахнуло!
Прикрыла глаза улыбчиво
И пальцами нежно хрустнула.
Вполголоса, переливчиво:
«Дотроньтесь, — и я почувствую».
Ну что же? И я дотронулся.
И нет в том беды, по-моему,
Что нам не осталось соуса,
Хотя он был дорогостоимый…
Загрузка...
