Девятнадцативешней впечатления жизни несравненно новее,
Несравненно острее, чем готовому встретить май тридцатой весны.
Девятнадцативешней легче в истину верить, как в прекрасную фею,
Как бы ни были годы, — восемнадцать минувших, — тяжелы и грустны…
И когда расцветают бирюзовые рощи и душистый горошек,
Ей представить наивно, что они расцветают для нее, для одной;
И когда вылетают соловьями рулады из соседних окошек,
Ей представить наивно, что поет кто-то близкий, кто-то тайно-родной…
Девятнадцативешней может лес показаться никогда не рубимым,
Неувядными маки, человечными люди, неиссячным ручей.
Девятнадцативешней может сделаться каждый недостойный любимым:
Ведь его недостойность не видна, непонятна для пресветлых очей…
И когда молодые — о, душистый горошек! О, лазурные розы! —
Веселятся резвуньи, мне мучительно сладко, но и больно за них…
И когда голубые поэтички, как птички, под угрозами прозы,
Прозревать начинают, я в отчаяньи плачу о мечтах голубых!..
Загрузка...
