Что злишься ты на юность золотую,
Ворчишь: любви не доверяй?
Век славишь зиму ледяную
И век хулишь лазурный май.
В те дни, как сам ты нимфами пленялся,
Бог карнавала, сам летел в немецкий пляс,
В объятьях у тебя небесный мир качался,
И с милых губ ты нектар пил не раз.
А, Селадон! тогда б свой мир ты сузил —
И, соскочи со стержня шар земной, —
Ты, с Юлией сращён в любовный узел,
Не звал бы этого бедой!
О, вспомяни те розовые нови
И знай: всех философий том
Листается биеньем юной крови;
Не станет смертный божеством.
Так пусть же, лёд рассудка растопляя,
Сердцам горячим биться суждено.
Оставь сынам прекраснейшего края,
Что жалким смертным не дано!
Я если плотью, отданной изъяну,
Мой дух к тюремной пригвожден стене, —
Живя, я ангелом не стану,
Но человеком стал вполне.
Что злишься ты на юность золотую,
Ворчишь: любви не доверяй?
Век славишь зиму ледяную
И век хулишь лазурный май.
В те дни, как сам ты нимфами пленялся,
Бог карнавала, сам летел в немецкий пляс,
В объятьях у тебя небесный мир качался,
И с милых губ ты нектар пил не раз.
А, Селадон! тогда б свой мир ты сузил —
И, соскочи со стержня шар земной, —
Ты, с Юлией сращён в любовный узел,
Не звал бы этого бедой!
О, вспомяни те розовые нови
И знай: всех философий том
Листается биеньем юной крови;
Не станет смертный божеством.
Так пусть же, лёд рассудка растопляя,
Сердцам горячим биться суждено.
Оставь сынам прекраснейшего края,
Что жалким смертным не дано!
Я если плотью, отданной изъяну,
Мой дух к тюремной пригвожден стене, —
Живя, я ангелом не стану,
Но человеком стал вполне.
Что злишься ты на юность золотую,
Ворчишь: любви не доверяй?
Век славишь зиму ледяную
И век хулишь лазурный май.
В те дни, как сам ты нимфами пленялся,
Бог карнавала, сам летел в немецкий пляс,
В объятьях у тебя небесный мир качался,
И с милых губ ты нектар пил не раз.
А, Селадон! тогда б свой мир ты сузил —
И, соскочи со стержня шар земной, —
Ты, с Юлией сращён в любовный узел,
Не звал бы этого бедой!
О, вспомяни те розовые нови
И знай: всех философий том
Листается биеньем юной крови;
Не станет смертный божеством.
Так пусть же, лёд рассудка растопляя,
Сердцам горячим биться суждено.
Оставь сынам прекраснейшего края,
Что жалким смертным не дано!
Я если плотью, отданной изъяну,
Мой дух к тюремной пригвожден стене, —
Живя, я ангелом не стану,
Но человеком стал вполне.
Перевод — А. Кочеткова
Загрузка...
