Перевод Г. Шенгели
Вся улица — водоворот шагов,
Тел, плеч и рук, к безумию воздетых, —
Как бы летит.
Ее порыв и зов
С надеждою, со злобой слит.
Вся улица — в закатных алых светах,
Вся улица — в сиянье золотом.
И встала смерть
В набате, расколовшем твердь;
Да, смерть — в мечтах, клокочущих кругом,
В огнях, в штыках,
В безумных кликах;
И всюду — головы, как бы цветы, на пиках.
Икота пушек там и тут,
Тяжелых пушек кашель трудный
Считает плач и лай минут.
На башне ратуши, над площадью безлюдной,
Разбит ударом камня циферблат,
И не взывает времени набат
К сердцам решительным и пьяным
Толпы, объятой ураганом.
Гнев, руки яростно воздев,
Стоит на груде камней серых, —
Гнев, захлебнувшийся в химерах,
Безудержный, кровавый гнев.
И, задыхающийся, бледный,
Победный,
Он знает, что его мгновенный бред
Нужней, чем сотни сотен лет
Томительного ожиданья.
Все стародавние мечтанья,
Все, что провидели в годах
Могучие умы, что билось
Плененным пламенем в глазах,
Все, что, как тайный сок, клубилось
В сердцах, —
Все воплотилось
В несчетности вооруженных рук,
Что сплавили свой гнев с металлом сил и мук.
То праздник крови, чей циклон
Несет сквозь ужас строй знамен.
И красные проходят люди
По мертвецам, лежавшим в общей груде;
Солдаты, касками блестя,
Не зная более, где правый, где неправый,
Уставши слушаться, как бы шутя,
Лениво атакуют величавый
И полный сил народ,
Желающий осуществить все бреды
И брызнуть в темный небосвод
Кровавым золотом победы.
Убить, чтобы творить и воскрешать!
Как ненасытная природа,
Зубами впиться в цель,
Глотая дня безумный хмель:
Убить, убитым быть для жизни, для народа!
Дома пылают и мосты,
Как замки крови в сердце темноты;
До дна вода в задумчивых каналах
Блистает в отраженьях дымно-алых;
Позолоченных башен ряд
Тенями беглыми переграждает град;
Персты огня в ночной тени
Взметают золотые головни,
И горны крыш безумными прыжками
Мятутся вне себя под облаками.
Расстрелы и пальба!
Смерть механической стрельбой,
Прерывистою и сухой.
Валит вдоль стен на перекрестках
Тела, что стынут в корчах жестких;
Как баррикады — груды их;
Свинец господствует на площадях немых,
И трупы, что картечь разъяла на лохмотья,
Зияют в небеса растерзанною плотью,
И в пляске фантастических зарниц
Улыбкой кажется гримаса мертвых лиц
Захлебываясь, бьет набат, —
В сраженье так сердца стучат, —
И вдруг, как голос, схваченный удушьем,
Тот колокол, что выкликом петушьим
Зарю пожара звал в зенит, —
Молчит.
У ветхой ратуши, откуда эшевены
Смиряли город, ограждая стены
От гневных толп, от яростной тоски
Людей, покорных страстной вере, —
Бьют молоты в окованные двери;
Засовы отлетают и замки;
Железные раскрыты шкапы,
Где гнет веков в пергаментах лежит,
И факел жадный к ним стремит
Свои змеящиеся лапы,
И черное былое — прах.
В подвалах и на чердаках
Громят; на вышки трупы сносят
И сбрасывают, и они, стрелой
Летя на камни мостовой,
Руками красный воздух косят.
В церквах
Витражи, где святые восседали,
Рассыпавшись в мельчайший прах,
На плитный пол упали;
Христос бескровный, как фантом,
Последним прикреплен гвоздем,
Уныло свешивается с распятья.
Ковчежцы, где желтел елей,
Расплесканы под вопли и проклятья;
Святым плюют в глаза у алтарей,
И пол собора, точно снегом,
Причастием усыпан, и по нем,
Его давя победным каблуком,
Толпа промчалась диким бегом.
Рубины смерти в недрах ночи
Как звездные сверкают очи;
Град из конца в конец —
Огнем и золотом струящийся багрец;
Град простирает к небосклону
Свою пурпурную корону;
Безумие и гнев
Пылают, жизнь в свой алый плащ одев;
Земля трепещет,
Пылает даль,
И дым и ярость ураганом плещут
В холодный небосвод, прозрачный как хрусталь.
Убить, чтоб сотворить и воскресить!
Или упасть и умереть!
О двери кулаки разбить,
Но отпереть!
Пусть будет нам весна зеленой иль багряной,
Но сквозь веков тяжелый строй.
Весь клокоча, летит грозою пьяной
Смерч силы роковой!
Загрузка...
