вот тучи сплетались в стальную сеть, что значило — быть грозе;
он вышел из дома, наверно, в семь, из ящика взял газет,
за угол свернул, помахав рукой соседу и псу его,
и в парке на лавочке сел читать отнюдь не про волшебство:
«внимание, граждане! красный код! неделю горят леса!
нужны добровольцы в беде такой, их срочно пора спасать!
страницу возможно перевернуть, но жизнь не перевернёшь;
продержимся, может, ещё чуть-чуть,
но городу нужен дождь».
он долго смотрел на последний лист, и тучи свивались в круг.
их жизни зависят от дела рук, твоих же, он думал, рук,
тебе самому не к душе жара, ты любишь тенёк с утра,
поэтому, друг мой, уже пора. ну правда, давно пора.
он встал со скамейки, дыша с трудом. по парку стелился дым.
когда-то давно он мог делать дождь. он был ещё молодым.
с тех пор он зарёкся и колдовать, другим помогать вообще,
но стелется дым, и горит трава — меняется суть вещей.
он встанет за деревом, сжав кулак, он выпрямится легко,
и капли, как мелкие зеркала, забьются над кулаком.
отсюда удобнее наблюдать (встань рядом и сам проверь!),
как дождь подойдёт к городским дверям,
и город откроет дверь.
вот капля за каплей шипят в камнях, вот выдохнул старый лес,
и дождь, колокольчиками звеня, дым горький прибил к земле.
вот в парках, проулках и площадях стихает набат тревог,
и небо дрожит и блестит в воде на каменной мостовой.
он сядет, кряхтя, на любимый стул, с трудом пододвинет чай,
пускай снова кашель ломает грудь, и мышцы болят плеча —
он снова смог истину рассказать, нигде её не найдёшь:
дождю нужен город, так повелось,
и городу нужен дождь.