Ум ищет божества, а сердце не находит.
А.С. Пушкин
Мне так всегда хотелось верить в Бога!
Эдуард Асадов
Я – недоделанный поэт.
Я – Бога ищущий безбожник.
Звягинуш Крася Цы
Глава 1
«Вновь тоску наводит осень,
То ли дело, брат, весной…»
Затерялся, как средь сосен,
Дом на улице Лесной
Меж других домов-игрушек,
Чинно вставших в два ряда.
Скромным зодчеством избушек
Славны наши города!
Дом снаружи прост и скромен,
Он ни беден, ни богат.
Он ни тесен, ни огромен.
В нём живет мой младший брат.
Есть, конечно же, квартира –
Тяжким нажита трудом.
Но за все коврижки мира
Не продаст он этот дом.
Дом был ветхою избушкой,
Грезил в старческом бреду,
Доживал свой век старушкой
У соседей на виду.
Но нечаянная искра
Прометеева огня
Вдруг сверкнула зло и быстро
Под стеной средь бела дня.
Язычок огня вначале
Был и ласков и не груб,
И, пока не замечали,
Полизал сосновый сруб.
Но уже через минутку
Стал и страшен и силён,
Разыгрался не на шутку
И слизал полдома он.
Счастлив, кто не знал утраты,
Кто потерь не испытал.
Всё же дух не сломлен брата,
Он ещё сильнее стал.
Только слева за грудиной
Не даёт покоя боль.
Да прибавились седины,
Хоть стригись теперь «под ноль».
Что ж, сгорело, так сгорело.
Будет лучше во стократ!
Всё рукой своей умелой
Строил заново мой брат.
Крыл по новой крышу, клети,
Ладил трубы, провода.
И теперь уж не заметить,
Что случилась здесь беда.
Глянул, стройку завершая,
Вбив последнюю скобу:
Греет тело печь большая,
Дым идет через трубу.
За стеною душ, и даже
Есть бассейн – купайся, брат!
Дом отстроен, быт налажен.
Ну, и я за брата рад.
Дом хорош, но без излишков.
Стены, двери – клин да гвоздь.
Что с того, ведь мой братишка
Здесь хозяин, а не гость.
Встанет утром рано-рано.
Тут подклинит, там прибьёт.
Время лечит наши раны:
Глядь, и сердце заживет!
Домовитый, без зазнайства,
Брат – «работник на дому».
Хлопотливое хозяйство
Не даёт скучать ему.
Вряд ли тут для рук умелых
Не найдется ремесла.
А работа любит смелых –
Вон, скотине «несть числа».
Здесь, как в Ноевом ковчеге
Каждой твари пара есть.
Холит тело в мягкой неге
Их причудливая смесь.
Куры, кролики, козлята,
Поросята-сосунки.
Там пушистые цыплята,
Тут забавные щенки.
Под ногами стая кошек,
Две собаки во дворе.
Сыты все. Хватает крошек
Даже птичьей детворе.
Жизнь бурлит, стихая, может,
Ненадолго в летний зной…
Пусть тебе твой бог поможет,
Дом на улице Лесной!
Глава 2
Мой братишка строит с детства.
«Я строитель!» – говорит.
Помню, брат мой с малолетства
Всё да что-нибудь творит.
То землянку обустроит
На полянке средь берёз.
То шалаш в лесу построит.
Тоже вспыхнул, жаль до слёз!
А теперь столяр и плотник.
Слесарь, токарь, садовод.
В общем, клад, а не работник –
Кандидат в любой завод.
Впрочем, есть одна ошибка:
Дело в том, что «за забор»
Брат хотел идти не шибко.
И доволен до сих пор.
И недаром. Предположим,
Стало не на чем вам спать.
Для него сей труд не сложен:
Брат вам сделает кровать.
Вот вам столик для беседки,
Колыбельки для детей,
Табуретки для соседки
И диванчик для гостей.
Или вот: сосед недужен,
Ходит, шаркая, с трудом,
Но к весне соседу нужен
До зарезу новый дом.
Что ж, и в этом брат поможет,
Чай, Серёге не впервой!
Дом построит, печку сложит.
Мой братишка с головой!
А другой ремонт затеял,
Но не знал, с чего начать,
Не пахал он и не сеял,
Подпись ставил и печать.
Труд физический и грязный
Обошел он стороной,
И сейчас во славе праздной
За женой как за стеной.
Проплевал всю жизнь от скуки
Просидел то там, то тут,
Обленился. Да и руки
Не из плеч его растут.
Брат ему: «Квартиру Вашу
Я отделаю «с нуля»,
Перестрою, перекрашу,
Принимайте! Ву а ля!»
Успевал и жить и строить,
Лихо гвозди забивал.
Но свой дом благоустроить
Никогда не забывал.
Сделал новые теплицы,
В ванной плитку уложил.
Подновил нашест у птицы.
Всех заботой окружил.
Так, неспешно, но умело
Брат дела свои творит.
«Не люблю сидеть без дела», –
Он частенько говорит.
И, старея понемногу,
Вечно что-то мастерит.
То поклон отвесит Богу,
То курей обматерит.
Глава 3
Кто, хоть раз увидев брата,
Образ мог бы не сберечь?
Борода – как есть лопата
И косая сажень плеч.
Смотрит ласково и строго
Умный взгляд из-под ресниц.
Да, немало, слава Богу,
На Руси прекрасных лиц!
Я у брата гость не частый.
Всё как будто недосуг.
То зовет участок частный
Срезать яблоневый сук,
То в заводе нужно срочно
В мой законный выходной
Поработать сверхурочно.
И опять бегут за мной.
Богатырь голубоглазый,
Брат мой – добрая душа –
Не посетовал ни разу,
Что забыл я «малыша».
Но, сказать по правде, знает:
Брошу к чёрту свой завод,
Если – кровь моя родная –
Мой братишка позовёт!
Вот, опять я про работу –
Мой излюбленный конёк.
Всё же выдался в субботу
Посвободнее денёк.
Как обычно, созвонились:
Как здоровье, как семья?
Меж собой договорились,
Что приеду к брату я.
За окошком солнце светит,
Ветерок бодрит слегка.
Во дворе гуляют дети,
Что-то лепят из песка.
От болезней сам не ною,
Отпилил сучок в саду,
Удивительно, с женою
Утро целое в ладу.
В самый раз бы съездить к брату:
Случай – лучше и не быть.
Будто кто-то ТАМ по блату
Распланировал мой быт.
Что ж, лови, как говорится,
Этот редкостный момент.
Вряд ли снова повторится
От Фортуны комплимент.
Проведу ремонт проводки
(Бог не выдаст – не сгорим!),
Выпьем пива, стопку водки,
По душам поговорим.
А дорогу с детства знаю,
Часто бегал там, вихраст.
Далеко была Лесная.
Ну а нынче в самый раз!
Всё с годами стало ближе.
Сунул мелочь на билет.
Бросил пробник, пассатижи
И фонарик свой в пакет.
Изолента, нож, отвёртка,
Зонт попался на глаза.
Всё. Троллейбус мой – четвёрка.
Всей дороги полчаса!
Глава 4
Вот и дом Серёжин новый:
Сруб добротен – не шалаш,
В лапу рубленый, сосновый,
Только вход через гараж.
Не успел прийти – за дело.
Скинул плащ, надел трико.
И работа закипела
Быстро, весело, легко.
Время дорого, и значит –
Пять минут на перекур:
Ознакомиться с задачей,
Покормить собак и кур.
Я курить не научился,
Дыма с детства не терпел.
Брат в курятник отлучился,
Я ж над схемами корпел.
Починял электропривод
(Труд ручной был до сих пор):
Ржавый вал вращался криво
И скрипел его мотор.
И привычно, просто, скоро
Схему я нарисовал:
Как добиться от мотора,
Чтоб легко вращался вал.
Агрегат б/у, не новый,
В нём ни пользы, ни вреда,
Стал успешною основой
Плодотворного труда.
Собирали по рисунку:
Вот колено, вот сустав.
Нагнетал насос в форсунку
Лакокрасочный состав.
Брат крепил болты и гайки,
Зажимая ключ в кулак.
Зачищал места для пайки
И мешал в ведерке лак.
То подшипник смазкой смазал,
То расклинил молоток.
Я меж тем по стенам лазал,
Подключал к мотору ток.
Незаметно пролетело
За работой три часа.
Вот уже устало тело,
Пот, обильный, как роса,
Солью выступил на коже,
Будто шли через Сиваш.
И сказал тогда Серёжа:
«Все. Закончили. Шабаш!»
Дело сделано. И каждый
Был своей работой горд.
И остался самый важный,
Заключительный аккорд –
Пуск в работу агрегата.
Кнопка чёрная нажата,
Зашумел мотор слегка.
С умным видом знатока
Я прислушивался к звукам,
К звонам, шелестам и стукам.
А Сергей, вскричав «ура!»,
Превратился в маляра.
Мой любимый брат Серёжа
(Кто ж любимей и родней!)
На три года помоложе
И на столько же умней.
Он живёт, любим удачей,
И всегда за всё платя.
Оттого с любой задачей
Расправляется шутя.
Но решил он вскоре всё же
Из труда не делать культ.
Здравомыслящий Серёжа
Отложил свой краскопульт,
Чтобы сложною задачей
Выходной не омрачать,
И дощечки лаком лачить
С понедельника начать.
И поскольку всё, что надо
Было сделать до сих пор,
Завершили мы, – в награду
Был меж нами уговор:
Сесть, поужинать и, кстати,
«По стопарику махнуть».
Утомившийся читатель
Тоже может отдохнуть.
Глава 5
На столе капуста с хлебом –
Соблюдаем строгий пост.
Но – негласный сговор с небом –
Сыр, мерло и третий тост.
Брат хозяин хлебосольный:
Гостю слава и почёт.
Слово за слово, застольный
Разговор у нас течёт:
О политике, науке,
О работе – что творим!
Я – о внучке, он – о внуке
Меж собою говорим.
О теплице и о плёнке,
О Версаче и Дали,
О родной своей сестрёнке,
Что живет от нас вдали.
Посидели так немного.
Глядь, – бутылочка пуста.
«Погоди», – сказал Серёга, –
Нынче нам не до поста.
Эх, давно не брал я шашку?» –
Пошутил при этом он,
Открывая нараспашку
Холодильник «Апшерон».
В холодильнике, как в храме,
Весь сияет, посмотри! –
Полуштоф в четыре грани
С яркой жидкостью внутри.
Вам, поклонники кефира
И приверженцы диет,
Не понять услады пира,
Где господствует дуэт:
Искони любимцы мира
И владычицы Руси –
Водка с перчиком «Nemiroff»
И селёдка иваси!
Хорошо! Разлили водку
(По рюмашке – уговор).
Под капусту и селёдку
Был продолжен разговор:
О стране и о народе,
О богатстве и нужде.
И конечно, о погоде,
О ненастье и дожде.
Мой Сергей не чужд искусства
(Да и водка не плоха!).
Он нахлынувшие чувства
Выдал с помощью стиха:
«Вновь тоску наводит осень.
То ли дело, брат, весной…»
Всё же нравится мне очень
Дом на улице Лесной.
Осень слёзы льёт по лету.
Что бы ты ни говорил,
Верю я, что землю эту
Бог когда-то сотворил.
Я тебе о чём толкую?
Что красивей не найдёшь.
Посмотри, красу такую
Не испортил даже дождь.
Что мне все красоты юга?
Воздух – приторный елей.
Для меня родная вьюга
И приятней и милей.
Эх, родимая землица!
Пропадает ни за грош,
Зарастает и пылится,
А без денег не возьмёшь!
Мне бы здесь какое ранчо,
Или, скажем, хуторок;
Мне бы жить, как жили раньше
Без машин и без дорог.
Говорю так без зазнайства,
Что бы там ни думал ты:
Натуральное хозяйство –
Вот предел моей мечты.
Я бездельничать не буду.
Мне не стыдно чистить хлев,
Обжигать свою посуду,
Выпекать подовый хлеб.
Я не шут и не обманщик,
Но на выдумки мастак,
Ежедневный свой стаканчик
Заработаю. Ведь так?
Я с годами лишь умнею
И трудов я не боюсь,
И по-русски, как умею,
Я по-старому молюсь.
В небесах я не витаю,
В преисподней не горю,
Книг бесовских не читаю,
Телевизор не смотрю.
По утрам зубов не чищу
И не брею бороды,
Но чтоб вычистить жилище
Не жалею я воды.
Не ленюсь и не вздыхаю,
Всю неделю я тружусь.
В воскресенье отдыхаю,
Но собою не горжусь.
И поверишь ли, не знаю,
Что случается в стране.
Но в молитвах вспоминаю,
Всех, кто мил и дорог мне.
Я люблю во всём порядок,
Соблюдаю все посты,
В огороде восемь грядок
До весны уже пусты.
Не хвалясь, скажу, что я, брат,
Не жалел для сада сил.
А из этих спелых яблок
Получу прекрасный сидр!»
Глава 6
Слушал, слушал я Серёгу,
Все сомнения тая,
Был внимателен, ей-богу!
Бога тоже вспомнил я.
Я не Кант и не Спиноза,
До вершин их не дорос,
Но засел во мне занозой
Очень каверзный вопрос:
«А скажи-ка мне, Серёга,
Как пройти тот светлый путь
От безбожия до Бога,
И ни разу не свернуть?
Как с того пути не сбиться,
Не споткнуться, не упасть,
Не попасть, как говорится,
Вельзевулу прямо в пасть?
«У матросов нет вопросов»,
Только я брожу во тьме.
Вот, сказал один философ,
Будто истина в вине.
Но ведь есть другое мненье:
«Пьющий сгинет ни за грош».
Разреши мои сомненья,
Где тут – правда, где тут – ложь?»
И подумавши немного,
Так сказал мой младший брат:
«Все пути приводят к Богу,
Только нет пути назад.
Пить вино, не зная меры, –
Быть у жизни на краю.
Жить, как ты, совсем без веры –
Быть в аду, а не в раю.
Посмотри: читая книжки,
Стал ты немощен и сед.
Недостатки и излишки
Нам приносят только вред.
Верь, и всё постигнешь сразу.
Будешь весел и здоров.
Ты избавишься от сглазу
И от глупых докторов.
Я лежал в болезни, в боли,
Жизнь свою отдав в залог:
Ни надежды и ни воли.
И никто мне не помог.
Сон ли бред, или виденье,
Только там, в сырой ночи
Мне явилось откровенье
В тусклом пламени свечи.
По стене метались тени:
Рыбы? Лошади? Грачи?
И вязали мне колени
С топорами палачи.
Реял ангел в изголовье,
Велся тихий разговор.
И писала алой кровью
Смерть мне смертный приговор.
Но пришли другие люди,
С ясным взором светлых глаз
И сказали: «Мы вас любим,
Но и вы любите нас».
И спокойно, деловито
Подошли ко мне гурьбой
Прошептали: «Dolce vita!
Не волнуйся, мы с тобой!»
И к тебе придут и скажут,
Просто скажут: «Выбирай:
Жизнь земную в смраде, в саже,
Или наш библейский рай?»
Что б ты выбрал – быть у Бога,
В вечном сказочном раю,
Или здесь влачить убого
Жизнь унылую свою?».
Я подумал, но недолго.
Потому что знал ответ:
«Раньше высохнет вся Волга,
Раньше весь померкнет свет,
Раньше я свою квартиру
Променяю на сарай,
Чем всему земному миру
Предпочту твой светлый рай.
Я отнюдь не против рая, –
Я Серёге говорю, –
Только всё же выбираю
Жизнь земную, не в раю.
Потому что жизнь земная
Мне привычней и милей,
Ведь земля – она родная,
Я давно сроднился с ней.
Здесь рассветы мы встречали,
Здесь любовь изведал я.
Знал и радость, и печали.
Здесь работа и семья.
Здесь до боли всё знакомо:
Вот мой город, вот мой дом.
Вот завод мой возле дома,
Где я занят был трудом.
Здесь мой брат, моя сестрёнка.
Здесь родные и друзья.
Здесь родимая сторонка,
Здесь, не Там, родился я,
Возмужал, набрался силы,
Вырос в собственных глазах.
Здесь родителей могилы –
На земле, не в небесах!
И, поэтому, покуда
Есть, чем в жизни дорожить,
Пусть и бедно, пусть и худо,
На земле хочу я жить!
Да и ты б спешил не очень.
Опоздаешь, не беда.
Ведь из рая, между прочим,
Не вернёшься никогда!
А сегодня, брат, суббота –
День особый, не забудь.
Пей вино, а нет – работай.
Отдохнём когда-нибудь!
Не тужи о пышной тризне,
Не спеши в небесный рай.
Лучше радоваться жизни
И любить свой отчий край;
Бегать в том краю зелёном
По траве, пока роса;
И дышать в грозу озоном,
По грибы идти в леса;
Искупаться утром в речке
И поесть тройной ухи.
Или здесь на тёплой печке
Почитать мои стихи.
Целовать любимой руки
На скамейке под луной.
Или просто так от скуки
Побеседовать со мной.
А гостей твоих, сектантов,
Шарлатанов, алкашей,
Проходимцев, арестантов
Нужно было гнать взашей.
Надо ж, прут к тебе в палату:
«Рай скорее выбирай!»
Я скажу тебе как брату:
Жизнь земная, – вот он, рай!»
«Говоришь ты, будто пишешь,
Убедительно вполне, –
Брат в ответ, – Но только, слышишь,
Этих слов не нужно мне.
Я в риторике не смыслю,
Это ты у нас трибун,
Растекаться можешь мыслью
По гниющим пням трибун.
Ну, а мне того не надо,
Жизнь земная – тлен и грех.
В небесах моя отрада
И надежда на успех.
А земной наш путь-дорога –
Так, всего лишь горстка лет.
Вот предстанем мы пред Богом:
Я – крестьянин, ты – поэт.
И в прозрении великом,
Понимая, кто есть who,
Станем мы пред ясным Ликом
Отвечать, как на духу,
За огонь преступной страсти,
Что горел, сжигая кровь,
И за призрачное счастье,
И за плотскую любовь.
Выдаст жизнь нас с потрохами,
Не помогут и стихи.
Разве сможешь ты стихами
Замолить свои грехи?
На тебя Он взглянет грозно,
Будешь бледен, аки мел.
Отрекись, пока не поздно,
От своих греховных дел».
«Знаешь, брось ты эти бредни,
Зря ты набожен со мной.
Нынче знает лох последний,
Как возник наш мир земной;
Отчего так пахнут розы
И акации весной;
Почему зимой морозы,
Ну, а летом пыль да зной.
Нас теперь не испугает
Призрак Божьего суда.
Потому что каждый знает –
Это блеф и ерунда.
Мир – творение Природы.
Миллиарды лет назад
Начались земные роды,
Как вселенская гроза.
На путях небесных граций
В звёздных россыпях возник
В точке высших концентраций
Гравитаций и вибраций,
Жёлтых карликов двойник.
Жаркий шар косматой плазмы,
Младший брат других светил,
Солнца шар в истоме праздной
Мрак Вселенной осветил.
А потом родились детки,
Тоже в плазме и огне,
Как цыплята у наседки,
Неказистые планетки,
Симпатичные вполне.
Шар земной, сиречь планета
По порядку номер три,
И сейчас планета эта
Раскалённая внутри.
Жидкий сплав – металл и камень –
Неминучий, как беда,
Заперт в кратерах веками,
Но сбегает иногда.
Растекаясь жаркой лавой,
Быстротечной, как вода,
Смертью пепельно-кровавой
Заливает города.
И тогда, в начале века,
Лава двигалась легко.
Но до жизни человека
Было очень далеко.
Время мерилось веками.
Но в начале всех начал
Камень дыбился на камень,
Громоздился… и молчал.
Бесполезно шуму, стуку
Громыхать, греметь, кричать.
Потому что воздух звуку
Нужен чтобы прозвучать.
Так рождён был мир реальный,
Полный радужных идей.
Может быть, не идеальный
С точки зрения людей.
Только в нём, в реальном мире
Места богу просто нет.
Так, в трехкомнатной квартире
Не стоит кабриолет.
Мы сегодня, брат, учёны.
Верим фактам, не словам!» –
Спорил я, разгорячённый,
Будто бил по головам.
«А стихи мои не трогай,
Сочиняю, как хочу.
Может, я еще, Серёга,
Приз за рифмы отхвачу.
Я шучу, шучу, шучу!
Разве дело только в этом,
Что родился я поэтом,
Что в моём далёком детстве
Вырос я не у сохи.
Я, наверно, мог бы также
Быть, как чёрт, в грязи и в саже,
Но из всех земных занятий
Выбрал песни и стихи!
И таких, как я, немало,
Вон, зайди-ка в Интернет.
Там такие ювеналы,
Каждый критик и поэт.
Мне до них ещё далёко,
Кто не пишет – не поймёт,
Что, порою, видит око,
Да вот зуб никак неймёт.
Ну, да Бог с ним, в этом споре,
Кто добрее, тот и прав.
Нам ли жить с тобой в раздоре,
Узы кровные поправ.
Мы живём, почти не ропщем,
Хлеб жуём и землю топчем,
И среди знакомых общих
Нет святош ни одного.
Но скажу тебе, Серёга, –
У меня своя дорога,
Может быть, и с верой в бога,
И с надеждой на него.
Только бог мой не мессия,
Не Христос, не Саваоф.
Матерь Божия – Россия:
Не стыжусь красивых слов!
Я люблю свой дом и дачу,
И пока я не в гробу,
Верю в счастье и в удачу,
Верю в случай и в судьбу.
Верю в жизнь, но жизнь земную,
В рай земной и в ад земной;
Верю в Русь мою родную,
Верю в солнце надо мной.
На земле прожив полвека
Средь людей, не за углом,
Свято верю в Человека,
В торжество добра над злом!»
«Успокойся, ради Бога.
Прямо Ленин на броне, –
Осадил меня Серёга,
Наливая пива мне, –
Всё, что ты сказал, – прекрасно.
Я послушал и забыл.
Так что ты здесь понапрасну
Не растрачивай свой пыл.
Если б ты мне был соседом,
Я бы, – ты уж мне поверь –
Подведя итог беседам,
Указал тебе на дверь.
Ты ж мой брат, и схожесть эта
Лишь слепому не видна.
Вот, глаза другого цвета.
Но ведь кровь у нас одна!
Ты мой брат. При всём при этом
Есть в тебе один изъян:
Хоть и мнишь себя поэтом,
Ты, дружок, банально пьян!
И, собою не владея,
Разболтался, как Мазай.
Вот что, брат, скажу тебе я:
Брось патетику халдея
И на печку полезай.
Покали с устатку спинку.
Да не бойся, не сгоришь!
Я ж пойду свою скотинку
Покормлю, пока ты спишь.
Отдыхай, имеешь право.
А, сначала на горшок?
На, хлебни на посошок,
Это ж пиво – не отрава».
Чашу принял я, не споря,
Брат пригубил из своей.
Пиво пенилось, как море,
И шипело «аки змей».
Как добрался до лежанки
Позже вспомнить я не мог.
Так устал от этой пьянки,
Что уснул без задних ног.
Глава 7
Я проснулся. За окошком
Моросил осенний дождь.
Рядом спали кот и кошка:
Кошка в теле, кот же тощ.
Лунный лик в краю высоком,
Где так ясно и светло,
Пробивался тусклым оком
Сквозь оконное стекло.
Звездной пылью закружились
В голове обрывки снов
И как кубики сложились
В мозаичное панно.
Мысль обыгрывала тему:
Как, подросший на вершок,
Превращается в поэму
Незатейливый стишок?
«Вновь тоску наводит осень,
То ли дело, брат, весной…»
То ли чёрт меня уносит,
То ли ангел неземной.
То ли сам кружу с похмелья,
То ли просто снится сон.
В нём и слёзы и веселье,
Настроенью в унисон.
Не упомню, что мне снилось,
Всё забыл (в который раз).
Надо мной лицо склонилось:
«Ну и дрыхнуть ты горазд!»
Брат был бодр. Его усталость
Будто вовсе не брала.
«Там в бутылочке осталось.
Жаль, бутылочка мала!
Пьянство – грех, коль пить безбожно,
Вон, на пьяниц посмотри.
Ну, а с братом – это можно
Выпить, только осторожно,
Рюмку, две, а то и три».
«Не проси, я норму знаю, –
Я взглянул на небеса, –
Мне пора. Поди, родная
Проглядела все глаза».
«Что ж, – сказал мой брат Серёжка, –
Завтра выпью до конца.
Но возьми-ка на дорожку
Хоть бутылочку винца.
Дочка ящик подарила
От души и от щедрот.
Так и льётся, говорила,
Сладким мёдом прямо в рот».
«Благодарствую, Серёжа,
Передай ей мой привет.
Заживу в богатстве – тоже
Напою весь белый свет.
Только вряд ли я богато
Заживу когда-нибудь».
И обняв родного брата,
Я пускаюсь в дальний путь.
Глава 8
Вышел сытый и вальяжный.
Вновь братишка с посошком:
«Вот тебе пакетик важный.
На троллейбус?» «Нет, пешком».
«Экономия на спичках?»
«Нет, выветриваю хмель.
Чай, живем не на куличках,
Не за тридевять земель!»
«Вот и славно, вот и мило.
Да, забыл тебе сказать:
Тут звонила мне Людмила,
Ей бы помощь оказать.
Надо нам помочь немножко
Нашей младшенькой родной.
У неё аврал – картошка,
Не управиться одной».
«Не вопрос – помогут братья.
Я готов. На том стою».
(Хоть картофель выбирать я
Очень быстро устаю).
«Что ж, поедем. Труд не сложен.
Собирайся поутру.
Урожай убрать поможем
И проведаем сестру».
«Хорошо. А что в пакете?
Мне сдается – книги там».
«Угадал. И книги эти
Всё расставят по местам».
«Интересно и забавно.
Ну, Серёжа, ты шутник.
Слышал я, как ты недавно
Говорил о пользе книг».
«Книг бесовских не читаю,
От таких немалый вред.
А от тех, что предлагаю,
На людей нисходит свет.
Уверяю: много света,
Озарит он дух и плоть.
Эти книги – два Завета,
Что оставил нам Господь.
Прочитай, и путь твой к Богу
Ты найдешь в кромешной тьме, –
Так сказал мой брат Серёга, –
Будь здоров. Привет жене!»
«Будь и ты. Привет супруге!
Засиделись мы. Пора».
И пожав друг другу руки,
Мы расстались до утра.
Глава 9
Мрачный спутник – вечер хмурый
Дождь из тучи низвергал.
Одинокою фигурой
Я под зонтиком шагал.
Может, с водки, с перепою –
Выпили ж бутылки две! –
Мысли праздною толпою
Суетились в голове:
«Неприглядная картина –
Жизнь в таком особняке.
Деревенский быт – рутина,
Фитилёк на сквозняке.
Скучно здесь и одиноко,
Из живых – лишь божья тварь.
Сквозь стекло застывших окон
Тускло светится фонарь.
Где-то воют псы от скуки,
Или лают с кондачка.
Из угла чуть слышны звуки
Старомодного сверчка.
Рядом в домиках соседи,
Но не видно ни души,
Как таёжные медведи –
Тоже в спячке хороши.
Всё здесь тускло и убого,
Жизнь простая, без затей.
Ни часовенки для Бога,
Ни вертепа для чертей.
Здесь не улица – дорога,
Нет, – пространство меж домов,
Грязь и лужи от порога,
Вонь и копоть от дымов.
А в домах, поди, не сыро,
И за шиворот не льёт.
Кот, сжевав кусочек сыра,
Молоко парное пьёт.
Дед в очках читает книжку,
Бабка вяжет внуку плед.
Мама вымыла сынишку
И готовит всем обед.
И у брата кот и кошки
Греют спинки на печи.
А на столике в лукошке
Пироги да калачи.
Зря ушёл я от Серёги,
Слепнут в сумерках глаза.
Не видать почти дороги,
Не вернуться ли назад?»
Так я шёл, мечтал о ванной,
Под дождём в кромешной тьме.
Лишь фонарик мой карманный
Освещал дорогу мне.
Вдруг в канаве придорожной
Чья-то тень сгустила мрак.
И как будто осторожно
Кто-то кашлянул в кулак.
С фонарём в руке дрожащей
Осмотрелся я вокруг.
Глядь: старик худой, ледащий.
«Что случилось, слышишь, друг?»
Хитрый взгляд, бородка клином,
«Ликом чёрен, яко грязь».
Подступил ко мне мужчина,
Дрожью с холодом борясь.
Но ответил мне не сразу,
Что-то там соображал.
Подбирал он долго фразу,
Заикался и дрожал.
«У природы нет погоды
Хуже осени, поверь.
Каково в мои-то годы
Мокнуть ночью, что я – зверь?
Зверь и тот в такую пору
Из норы не кажет нос.
Вроде, «ясно» будет скоро.
Слышал утренний прогноз?
Чёрт ли пишет эти сводки –
Правды нету ни на грош.
Слышь, брателло, нет ли водки,
Или ты текилу пьёшь?
Вот бы мне один глоточек
Этой огненной воды!
Говорят, вредна для почек.
Да не верю я, а ты?»
«Мне важней проблемы с сердцем,
Но текилы не хочу.
Лучше б водочки да с перцем,
Или с мёдом первачу».
«Ты знаток, видать». «Откуда,
Так, любитель пригубить».
В сумке звякнула посуда.
(Эх, бутылку б не разбить!)
Старичок мигнул и замер,
(Знать, и он услышал звон),
Но стрельнув в меня глазами,
Монолог продолжил он.
«Ишь, под зонтиком идёшь ты,
Сразу видно: из гостей.
А меня в моей одёжке
Пробирает до костей.
Дёрнул чёрт уйти под вечер.
Весь от холода продрог!
Всё жена! А ей перечить –
Всё равно уж сразу в гроб!
Убежать был рад в Бутырку,
Что придумаешь глупей!»
Я достал свою бутылку:
«Вот сухое. Будешь? Пей».
«Вот спасибо, вот уважил!
Мне «сухое» в самый раз.
Не смотри, что морда в саже:
Нынче я в таком пассаже:
Вишь, котёл потёк у нас!
Ждёт ремонта дорогого.
Мастер плох, и тот в цене.
Вот, хожу, ищу другого.
Может, ты поможешь мне?»
«Привязался. Вот досада!–
Сердце ёкнуло в груди –
Что тебе ещё-то надо?
Взял бутылку, так иди!
Так ведь нет: извольте слушать
Полупьяный этот бред.
Может, спросит и покушать?
Извини, покушать нет!
Вот уж встреча на ночь глядя!
Так и прёт на абордаж.
Да в себе ли этот дядя?
Складно врёт: котёл, пассаж.
Где котёл? В котельной, может?
Да работник больно стар.
Старость вылечить не может
Даже мой нежданный дар».
Размышлять о том не время.
Не дают стоять дожди.
Мне б скорее «ногу в стремя»,
А старик мой: «Подожди…»
Осмотрев сосуд торопко,
Старче двинул напрямик:
Ткнул мизинчиком, и пробку
Затолкал в бутылку вмиг.
Я ж, узрев обычный палец,
Был приятно удивлён,
Что, на вид почтенный старец,
Не растратил силы он.
А старик меж тем не мешкал,
Всю бутылку залпом – Ах!
И блаженная усмешка
Появилась на устах.
Разомлел он как-то сразу,
(Где ж кураж твой, старина!)
И признался, что ни разу
Он не пробовал вина.
«Вот ведь врёт, помилуй Боже!
Не поверю никогда!
У людей, и помоложе,
Вина пьются как вода!»
«Ты не веришь? Ну и ладно.
Может, я приврал чуток.
Не в обиде? Не накладно?
Эх, ещё бы хоть глоток!»
«Знаешь, мне пора в дорогу, –
Потерял терпенье я, –
Заждалась меня, ей-богу,
Из гостей моя семья.
Ну, пока». Не тут-то было.
К дому путь загородив,
Старикан завел уныло
Разговор на свой мотив.
Глава 10
«Все мы гости в этом мире,
Наша цель – небесный дом,
А в земной своей квартире
Только временно живём.
Но и Там – святые строки
Кровью вписаны в Завет –
Те же склоки и пороки,
А порядка вовсе нет.
Слышал я, так, краем уха,
(Кто умён, меня поймёт),
Что в раю у них житуха
Далеко не сладкий мёд.
В облаках не видно солнца,
Всюду сырость, плесень, слизь;
Теснота, как у японцев,
Души в кучу собрались.
Дюки, графы, сэры, пэры –
Коль богатый, знай, в раю!
Сколько их с начала эры
Поселилось в том краю.
Кто втихую, кто нахрапом,
Кто-то с помощью дружков
Просочились тихим сапом,
Как в игольное ушко,
В это милое жилище,
Что строений всех венец.
Может быть и ты, дружище,
В рай собрался под конец?
Только знай, странна обитель –
Под запретом сладкий плод.
Змей же, подлый искуситель,
Людям есть его даёт,
Говоря ещё при этом,
Будто станут те умней.
Лезет в душу к ним с советом
«Бескорыстным», вот ведь – змей!
Где же Тот, кто всё предвидел,
Всё решал без лишних слов?
И за что людей обидел
Справедливый Саваоф?
Задремал, поди, с похмелья,
Попустительствуя злу,
А потом за зло и зелье
Отвечать пришлось козлу!»
«Ну, дела-а! Тебя послушать,
Так накликаешь беду.
Не спасёшь для рая душу,
А сгоришь с тобой в аду!»
«Не дела твои – делишки, –
Гнул он линию свою, –
Не за тем читал ты книжки,
Чтоб скучать и ныть в раю,
Где бесчувственные души,
Отмолив свои грехи,
Вечно бродят, бьют баклуши,
Бесполезны и тихи.
Вечно в страхе, как на плахе:
Кто боится, тот и свят,
Перед Господом во прахе
Души грешные стоят.
Ждут, скромны и молчаливы,
Равнодушны, как всегда,
То ли винного разлива,
То ли Страшного суда.
А глотнув глоток глинтвейна,
Посреди полночной тьмы
Чинно и благоговейно
Тянут к Господу псалмы.
Да и ты, коль в рай дорога,
Будешь с ними заодно
Гимны петь во славу Бога,
Пить церковное вино.
Так и будешь вечным кругом
Скуку смертную пасти.
Ни сыграть в картишки с другом,
Ни подружку завести.
Там на небе с этим строго,
Не смотри, что рай кругом.
И, конечно, бойся Бога,
Чтоб не стать Его врагом.
Лебези и унижайся,
Бей поклоны, пост блюди.
А проштрафился – мужайся
И на суд к Нему иди.
Разговор тогда короткий
Будет с тем, кто виноват.
Он лишь с виду только кроткий:
Враз тебя отправит в ад.
Вот и бродят души-тени,
Воспевая Божью власть,
В райской скуке, праздной лени.
Надо? Встанут на колени:
Только б в пекло не попасть.
А в аду чего бояться?
Дальше ада не сошлют.
И не плакать, а смеяться
Будет в пекле грешный люд.
Да, здесь варят, парят, жарят.
Душно, смрадно, всё в дыму.
Много шуму, много гари.
Жарче даже, чем в Крыму.
Это страшно лишь в начале.
Дальше как-то всё равно.
Привыкаем жить в печали
И на завтрак есть г..но.
То зажарят нас на блюде,
То купают нас в дерьме.
Ничего, живут же люди,
Ажно, вон, на Колыме.
Побарахтайся отважно
Пораскинь своим умом,
Ведь тонуть, не так уж важно –
В бочке с мёдом иль с дерьмом.
И поскольку это вечно –
Плавай, смейся, загорай.
Отдыхай, живи беспечно,
Наслаждайся. Чем не рай?
А теперь я подытожу:
Души – призраки, мой свет.
И у них у всех, похоже,
Нет ни радостей, ни бед,
Нет рецепторов на коже,
Да и кожи, в общем, нет.
Им огонь костров не страшен.
Душам по фигу мороз.
Не смутит их вонь параши,
Впрочем, как и запах роз.
Миф о муках и рыданьях
Там не стоит и гроша,
Ведь к физическим страданьям
Нечувствительна душа.
Чай, у этих душ-страдальцев
Нет привычных бренных тел,
И никто не смог бы пальцем
Двинуть, если б захотел.
Души – образы – не люди,
Нет у них ни рук, ни ног,
Так что жариться на блюде
Ты б, к примеру, вечно мог!»
Глава 11
Ну, мужик, завёл бодягу.
Разыгрался, как в кино.
Вот не знал, что на бродягу
Так подействует вино!
Хаял Бога, дико щерясь,
Дифирамбы пел врагу,
Городил такую ересь –
Повторить я не могу.
Ахинею нёс такую
На жаргоне подлецов,
Грязь и гадости смакуя.
Но устал, в конце концов.
Стал зевать и чмокать слаще,
Громче кашлять и мычать,
Останавливаться чаще,
Дольше думать и молчать.
А потом хвалиться начал,
Возносился до небес:
«Мне всегда во всём удача,
Что мне Бог и что мне бес!
Разошёлся мой молчальник,
Ясны очи, светел лик:
«Я же сам себе начальник,
Только чином не велик.
Жаль, работать нет уж мочи.
Разлилась паскуда желчь.
Так что я чернорабочий:
Поднести угля, поджечь,
Тут подкрасить, там прибраться.
За порядком то ж слежу.
Больше, если разобраться,
Отдыхаю и лежу.
Мне в подсобниках – житуха:
Уваженье и почёт….»
Только – чу! – кричат: «Гаврюха!
Где ты ходишь, старый чёрт!
Слышишь, Ирод! Вот морока, –
Раздался из двери лай, –
Снова нет его до срока,
Хоть за смертью посылай!»
Навострив тот час же ухо,
Заспешил мой старичок:
«Ох и злющая старуха,
Жаль, что в юбке – тот же чёрт!
За мерло тебе, конечно,
Агромадное мерси,
Ну, а коли к нам, сердечный,
Попадёшь, меня спроси.
Ну, прощай, брат. Я на службе.
Задержался тут, пойду.
Подберу тебе по дружбе
Место тёплое в аду».
Хохотнул, икнув два раза:
«Да не бойся ты – шучу!»
И толкнул меня, зараза,
Больно двинув по плечу.
Глава 12
«Вот тебе и благодарность», –
Думал я, себя браня.
Я был зол. Его коварность
Озадачила меня.
И пока я выбирался
На дорогу, весь в дерме,
Мой старик уже убрался,
Перегар оставив мне.
Я не ждал такого чуда:
«Дед-то, видно, не земной.
Вот ведь, бесова причуда!»
Понял я, что он Оттуда
Послан был. Но не за мной!
«Был старик, а может, не был?
Где теперь его найду?», –
Вопрошал я в тёмном небе
Одинокую звезду.
Но звезда моя пропала
Вмиг погасла надо мной,
А из туч куда попало
Хлынул дождик проливной.
Я вздохнул чуток свободней.
Вдруг ко мне «на всех парах»
Подскочила старой сводней
Из соседнего двора
Бабка – «божий одуванчик»,
На ногах держась едва,
Видно, дёрнула стаканчик,
А быть может, даже два.
Впрочем, может, и не водка
Виновата – шаг таков.
Слабнет к старости походка
У старух и стариков.
«Эй, соседушки, ратуйте! –
Подбежала, сразу в крик, –
Задержите, арестуйте!»
Сущий демон, прав старик.
Тут же, сходу: «Где Гаврила?
Что ты сделал с ним, щенок?»
Зарычала, как горилла,
Саданув меня меж ног.
«Может, ты убил Гаврилу?
Утопил его в пруду?
Я не стану бить по рылу,
Я в полицию пойду!»
Но, согнувшись поневоле,
Думал я: проигран бой.
Только корчился от боли:
«Что ты, бабка, Бог с тобой!
Я же в мире жить старался.
Я не воин, не спортсмен».
Из-за дома показался
Наш российский полисмен.
«Что вы, бабушка, вопите,
Разве ночью так вопят?
Если сами вы не спите,
Так пускай другие спят.
Штраф вам выписать придётся».
Та струхнула и – молчок.
А из сточного колодца
Показался старичок:
«Не волнуйся, здесь я, Нюра,
Голосок заслышал твой.
(Вот ведь женская натура –
Чуть не так, и сразу вой.
Да к тому же баба дура,
И не дружит с головой).
Помогла бы лучше мужу,
Видишь, я попал впросак,
Провалился в яму ль, в лужу,
Вот, не вылезу никак.
Сил уж нет, опять недужу».
«Провалился? Сам дурак!
А теперь домой изволь-ка!
Разгулялся ты, гляжу».
«Подожди, два слова только
Я товарищу скажу».
«Подождать?! Да я средь ночи
Всех соседей подняла.
Он же, блин, идти не хочет.
Вот так славные дела!
Погоди, никак ты пьяный!
От тебя ж вином разит!
Ах ты, идол окаянный!
Ах ты, старый паразит!»
«Не замай! Побойся Бога! –
Старичок взмолился мой –
Я и выпил-то немного…»
«У-у, алкаш! Пошёл домой!»
И тихонько, боком, боком
Скрылись бы в тени густой.
Только вдруг, как будто током
Их ударил возглас: «Стой!»
И тот час на джипе старом
С фонарём наперевес
Появились санитары,
Словно ангелы с небес.
Вот уж, истинно, не ждали!
Старичков аж пот прошиб.
Муж с женою зарыдали
И послушно сели в джип.
Полисмен, права проверив,
Взял рукой под козырёк,
А меня глазами смерив,
Звонким голосом изрёк:
«Очень рад. Прошу прощенья.
Участковый Иванов».
И, краснея от смущенья,
Произнес: «Приятных снов».
По уставу повернулся
Через левое плечо.
И ушел. А я … проснулся.
Пел на скрипочке сверчок.
Глава 13
Солнце глянуло в окошко,
Кот лежал ко мне бочком.
Рядом с ним лежала кошка
Лапку мыла язычком.
От печи калило спину,
Даже выжало слезу.
Брат ушёл кормить скотину,
А жена доить козу.
Вот вернулись брат с женою,
Обменявшись парой фраз,
Что же делать им со мною:
«Ну и дрыхнуть он горазд!»
«Я проснулся, жарко стало!»
«А, проснулся, в самый раз!
Люба нам кваску достала,
Сам готовил, знатный квас!
Не слыхал, сосед буянил?
Он – дурак, когда хмельной.
Искупался в сточной яме
И поцапался с женой.
Приезжала неотложка
(И полиция была),
Чтоб унять их хоть немножко
Всех с собою забрала.
Ну а мне, хоть вату в уши,
Всё напрасно – острый слух.
Поневоле так и слушал
Весь кошмар часов до двух.
Уж ворочался в постели,
Пил пустырник, мёд и бром.
Лишь под утро еле-еле
Я уснул, и то с трудом.
Тошно слушать в час досуга
Брань и ругань до небес,
Препирательство супругов:
Кто, куда, зачем полез.
Разбирать чужие склоки:
Кто там пьян, а кто там трезв.
Не пойму я, как пороки
Могут вызвать интерес?
Что глядишь, браток, уныло?
Да, забыл тебе сказать.
Тут жена твоя звонила,
Может, час тому назад.
Ну, готовься, снимет стружку.
Взял я трубку, сам не рад», –
Наливая квас мне в кружку,
Надо мной трунил мой брат.
«Разревелась, как в подушку,
Не унять её, беда:
«Он завёл себе подружку?
Он меня бросает, да?»
Ты уж с ней, того, не ссорься.
Повинись, коль виноват».
Я сказал ему: «Не бойся,
Всё у нас пойдёт на лад».
Глава 14
Собираясь вновь в дорогу,
(Не пойму, в который раз)
Я расхваливал Серёгу,
Не стыдясь красивых фраз.
Только брат сказал: «Не надо,
Лесть хвалебная пуста.
Бог живой – моя награда,
Остальное суета».
«Ну, прости». Обняв Серёжку
Брату я сказал: «Пока!»
«На, возьми-ка на дорожку
Хоть парного молока, –
Протянула Люба склянку,
Отерев платком глаза, –
Жаль, что мало». Взял я банку:
«Не корова, чай, коза.
Вам самим, пожалуй, нужно».
Был ответ и скор и прост.
«Нам нельзя, – сказали дружно, –
Ведь сейчас Успенский пост!»
«Что ж, спасибо, Бог отплатит
Вам за вашу доброту», –
Улыбнулся я, и, кстати,
Молоко поднёс ко рту.
Есть у нас в Коврове люди,
Угодишь едва ль таким:
«Молоко коровье любим,
Козье – нА дух не хотим!»
Я ж в еде не привередлив.
Было б только что жевать.
Вот и здесь, слегка помедлив,
Начал пить да смаковать.
Понял сразу я, пригубив,
Сделав маленький глоток:
Не отравит, не погубит
Белый ласковый поток.
Говорю всему народу:
«Как прекрасен этот вкус!»
И торжественную оду
Молоку пропеть берусь:
«Вам, не знающим отказа
Ни в напитках, ни в еде,
Замечательная фраза
Будет лозунгом везде:
Пить вино – сплошная пытка.
Молоко же пить легко.
Нет полезнее напитка,
Чем парное молоко!
И кобылье, и коровье,
От козы и от овцы
Молоко – залог здоровья!
Знают мамы и отцы.
Чтобы были вы здоровы,
Позабудьте о клико.
От козы, овцы, коровы
Пейте, люди, молоко!»
Глава 15
Снова выйдя за калитку,
Брёл я к центру, не спеша.
Подсадил на лист улитку,
Свежим воздухом дыша.
На ветвях ворон считая,
Был спокоен я и тих.
В облаках душой витая,
Сочинял свой новый стих:
«Жизнь моя – большая книга,
(Впрочем, всё-таки мала),
Многогранна, многолика,
Интересна и мила.
Я пишу слова и строчки:
Сказки, выдумки ли, быль.
Но готовые листочки
Рассыпаются, как пыль.
Вот ещё одна страница
Кое-как завершена,
Вся исписана, и мнится –
Не последняя она.
Что-то там ещё когда-то,
Я экспромтом напишу?
А пока, сменяя даты,
Никуда я не спешу.
День мой скучен и спокоен:
Ни желаний, ни тревог.
Быт, хотя благоустроен,
Примитивен, как лубок.
Не гонюсь за Синей птицей,
Мне не надо журавля.
И живу – в руке синица,
Будто вымпел корабля.
Но мой путь ещё пылится.
Жизнь двулика, как медаль,
Норовистой кобылицей
То взбрыкнет, то мчится вдаль.
Резвость всаднику награда,
Словно банка молока»…
Но нежданная преграда
Чуть не сбила седока.
Стих заглох, слова повисли,
Не найдя созвучных слов,
Нежный образ спутал мысли –
То была сама любовь!
Блеск колечка на фаланге
Ярче солнца и комет.
А красива, словно ангел,
Только крыльев сзади нет.
Право, сущая голубка.
Просто русская краса!
Всё к лицу ей: туфли, юбка
И до пояса коса.
Я успел в неё влюбиться,
Много ль надо старине,
Если дева – царь-девица
Взволновала кровь во мне.
И походкой, и нарядом,
И фигурой, – всем взяла.
Всё бы отдал, только б рядом
Хоть минуту побыла!
Но прошла, хвостом вильнула,
Гордость в поступи храня,
Даже глазом не моргнула,
Будто не было меня.
И плутовку провожая,
Не стерпел, подумал я:
«Почему же ты чужая,
Почему же не моя».
И опять в мозгу рефреном
Повторяется стишок,
Будто в мире этом бренном
Вырос он ещё с вершок:
«Вновь тоску наводит осень.
То ли дело, брат, весной…»
Почему я в пОлста восемь
Не красавец записной?»
Так, вздыхая многократно,
Я направился домой.
Глядь, зовут меня обратно.
Снова брат бежит за мной:
«Ты приходишь очень редко
Надя ж вовсе не была.
Вот вам курочка-наседка
Свой привет передала».
И даёт в лукошке древнем
Мне с десяточек яиц:
«Эти точно, из деревни,
Не дерьмо из-за границ».
«Ай да курица – плутовка!
Передай ей мой привет.
Знаешь, братка, мне неловко
Ничего не дать в ответ.
Дом мой тоже не халупа.
Я не нищий, и здоров.
Да отказываться глупо
От святых твоих даров».
«Успокойся, всё, что надо,
У меня для жизни есть.
Просто мы с Любаней рады
Оказать вам нашу честь.
А ответ мне дашь позднее.
Так что ты не торопись.
А подумай, как умнее
И быстрей тебе спастись,
Чтоб потом душевной драмой
Сердце не отозвалось.
Видел я, как ты за дамой
Поворачивал свой нос.
Что же ты, шутить изволишь?
Не спасёшься так вовек.
Видно, ты пока всего лишь –
Слабый грешный человек!»
Я ответил: «Грешны все мы.
Велики мои грехи:
Никудышные поэмы,
И бездарные стихи.
Впрочем, здесь не ценят слово.
И давно уж не секрет,
Что в Отечестве живого
До сих пор пророка нет.
Я старался жить не худо.
Добр, почтителен ко всем.
Если есть во мне Иуда,
То ведь, маленький совсем.
Не сводил с врагами счеты,
Смирен был и благ, как Ной.
Подставлял другую щеку,
Если били по одной.
Раздавал Любовь и Слово
Всем, кто жаждал, не скупясь,
Что и есть во мне плохого –
То, что жил я, не молясь.
Ну, да это для спасенья
Минус, чаю, небольшой.
Сходишь в церковь в воскресенье,
Помиришь меня с душой.
Ты же набожен не в меру
И любимчик у Христа,
Он, поди, тебе за веру
Жизнь продлит, так, лет до ста.
Ты спасёшь себя и братца
И замолишь грех любой,
Так чего же мне бояться?
Встречусь на небе с тобой!»
«Погоди, — сказал Серёга, –
Эк, хватил ты через край.
Не тебе решать за Бога,
Чтоб тебя отправить в рай.
Пораскинь умом в смиренье,
Может, сам тогда поймёшь,
Что с твоим мировоззреньем
В рай ты вряд ли попадёшь.
Ты безбожник и потешник,
Сладкоежка, ловелас.
Я же, сам великий грешник,
Помолюсь ещё за нас».
«Нам ли знать пути Господни, –
Я ответил в унисон, –
И избегнуть преисподней?», –
Вспомнил я свой прошлый сон.
«Ты спросил, – сказал Серёга, –
Как пройти тот светлый путь
От безбожия до Бога,
И ни разу не свернуть?
Говорить я не умею,
Извини, не Цицерон.
Но ораторы умнее
Есть без нас», – прибавил он.
«Чтоб найти свою дорогу
И не прыгать по горам,
Чтобы быть поближе к Богу,
Приходи к нам в новый храм.
Там услышишь Слово правды,
Над тобой взойдёт заря.
И поймёшь, что был не прав ты,
Так о Боге говоря.
Приходи, увидишь в храме
Неземную красоту:
В каждом лике, в каждой раме
Будто яблони в цвету.
Там Христос лечил когда-то
Тех, кто хил и был в бреду».
«Хорошо, – сказал я брату, –
Я подумаю, приду».
«Приходи, – сказал Серёга, –
Днесь над нами Божья власть!»
Предо мною путь-дорога
Узкой тропкою вилась.
В небе солнышко стояло,
Месяц высунул рога,
А над домиком сияла
Чудо радуга-дуга.
Смело встал я на дорогу.
Глянул, прежде чем идти:
«Вот он, путь мой светлый к Богу.
Эй, не стойте на пути!»
Загрузка...
Однакооо…::-)