Стихи Владимира Маяковского ← полный список стихотворений поэта.
- Если ты меня любишь, значит ты со мной, за меня, всегда, везде и при всяких обстоятельствах.
- То, что тебе хоть месяц, хоть день без меня лучше, чем со мной, это удар хороший.
- Мне,
чудотворцу всего, что празднично, самому на праздник выйти не с кем. Возьму сейчас и грохнусь навзничь и голову вымозжу каменным Невским! - В этой жизни помереть не трудно,
Сделать жизнь значительно трудней. - Лошади никогда не кончают самоубийством, потому что, будучи лишены дара речи, они не имеют возможности выяснять отношения.
- Ты прочтешь это письмо обязательно и минутку подумаешь обо мне. Я так бесконечно радуюсь твоему существованию, всему твоему, даже безотносительно к себе, что не хочу верить, что я сам тебе совсем не важен.
- Борису Пастернаку: «Вы любите молнию в небе, а я — в электрическом утюге».
- Сегодня у меня очень «хорошее» настроение. Еще позавчера я думал, что жить сквернее нельзя. Вчера я убедился, что может быть еще хуже — значит, позавчера было не так уж плохо.
- Ленин — жил. Ленин — жив. Ленин — будет жить.
- Надеюсь, верую, во веки не придет ко мне позорное благоразумье!
- Красивая женщина — рай для глаз, ад для души и чистилище для кармана.
- Люблю ли я тебя?
Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Всё равно люблю. - Интеллигенция есть ругательное слово.
- Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.
- Какого же черта, звезда, еще праздновать, если не день рождения человека?
- Не человек, а двуногое бессилие.
- Тот, кто всегда ясен, тот, по-моему, просто глуп.
- Я пишу потому, что я больше не в состоянии об этом думать.
- Это время — трудновато для пера, но скажите вы, калеки и калекши, где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легче?
- Делай что хочешь.
Хочешь, четвертуй.
Я сам тебе, праведный, руки вымою.
Только —
слышишь! —
убери проклятую ту,
которую сделал моей любимою! - Что кипятитесь? Обещали и делим поровну: одному — бублик, другому — дырку от бублика. Это и есть демократическая республика.
- — Не спорьте с Лилей. Лиля всегда права.
— Даже если она скажет, что шкаф стоит на потолке?
— Конечно.
— Но ведь шкаф стоит на полу!
— Это с вашей точки зрения. А что бы сказал ваш сосед снизу? - Надо жизнь сначала переделать, переделав — можно воспевать.
- — Маяковский! Ваши стихи не греют, не волнуют, не заражают!
— Мои стихи не печка, не море и не чума! - Тише, ораторы! Ваше слово, товарищ Маузер.
- — Вот вы писали, что «среди грузинов я грузин, среди русских я русский», а среди дураков вы кто?
— А среди дураков я впервые! - Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем.
- Увидев безобразие, не проходите мимо.
- Как говорят инцидент испорчен, любовная лодка разбилась о быт с тобой мы в расчете и не к чему перечень взаимных болей бед и обид.
- И когда мое количество лет выпляшет до конца — миллионом кровинок устелется след к дому моего отца.
- Лучше умереть от водки, чем от скуки!
- В моде
в каждой
так положено,
что нельзя без пуговицы,
а без головы можно. - Любит? не любит? Я руки ломаю и пальцы разбрасываю разломавши так рвут загадав и пускают по маю венчики встречных ромашек.
- Радость ползет улиткой, у горя — бешеный бег.
- Если бы выставить в музее плачущего большевика, весь день бы в музее торчали ротозеи. Еще бы — такое не увидишь и в века! И я, как весну человечества, рожденную в трудах и в бою, пою мое отечество, республику мою!
- Друг лучше или брат?.- Брат, когда он и друг, — лучше.
- — Мы с товарищем читали ваши стихи и ничего не поняли.
— Надо иметь умных товарищей. - Гвоздями слов прибит к бумаге я.
- Нет на свете прекраснее одежды, чем бронза мускулов и свежесть кожи.
- Ведь если звезды зажигают — значит, это кому-нибудь нужно?
- Юридически — куда хочешь идти можно, но фактически — сдвинуться никакой возможности.
- Одна напечатанная ерунда создает еще у двух убеждение, что и они могут написать не хуже. Эти двое, написав и будучи напечатанными, возбуждают зависть уже у четырех.
- Море уходит вспять.
Море уходит спать. - Театр — не отображающее зеркало, а увеличительное стекло.
- Лучше уж от водки умереть, чем от скуки!
- Я знаю силу слов, я знаю слов набат.
- Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых. - Я себя смирял, становясь на горло собственной песне.
- От тебя ни одного письма, ты уже теперь не Киса, а гусь лапчатый. Как это тебя так угораздило?
- Ну, а класс-то жажду заливает квасом? Класс — он тоже выпить не дурак.
- Женщины, любящие мое мясо, и эта девушка, смотрящая на меня, как на брата.
- Вошла ты,
резкая, как «нате!»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете —
я выхожу замуж». - Что мне до Фауста, феерией ракет скользящего с Мефистофелем в небесном паркете! Я знаю — гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете!
- — Бессмертие — не ваш удел!
— Зайдите через тысячу лет. Там поговорим. - – Маяковский, что вы все подтягиваете штаны? Смотреть противно!..
– А если они у меня свалятся? - Я спокоен, вежлив, сдержан тоже,
Характер — как из кости слоновой точен,
А этому взял бы да и дал по роже:
Не нравится он мне очень. - — Маяковский, каким местом вы думаете, что вы поэт революции?
— Местом, диаметрально противоположным тому, где зародился этот вопрос. - Не смоют любовь
ни ссоры,
ни вёрсты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкопёрстый,
клянусь —
люблю
неизменно и верно! - Нет людей.
Понимаете
крик тысячедневных мук?
Душа не хочет немая идти,
а сказать кому? - Что такое дождь? Это — воздух с прослойкой воды.
- Но кому я, к черту, попутчик!
Ни души
не шагает
рядом. - Но мне — люди,
И те, что обидели —
Вы мне дороже и ближе.
Видели,
Как собака бьющую руку лижет?! - … это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных чистых любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят. - Любовь поцветёт,
поцветёт —
и скукожится. - Если рассматривать меня как твоего щененка, то скажу тебе прямо — я тебе не завидую, щененок у тебя неважный: ребро наружу, шерсть, разумеется, клочьями, а около красного глаза, специально, чтоб смахивать слезу, длинное облезшее ухо. Естествоиспытатели утверждают, что щененки всегда становятся такими, если их отдавать в чужие нелюбящие руки.
- Я любил.
Не стоит в старом рыться. - А сердце рвётся к выстрелу, а горло бредит бритвою…
- Надо вырвать радость у грядущих дней.
- Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре ***ям буду
подавать ананасовую воду. - — Маяковский, вы считаете себя пролетарским поэтом, коллективистом, а всюду пишите: я, я, я…
— А как вы думаете, Николай Второй был коллективистом? А он всегда писал: «Мы, Николай Вторый…» И нельзя везде во всем говорить «мы». А если вы, допустим, начнете объясняться в любви к девушке, что же, вы так и скажете: «Мы вас любим»? Она же спросит: «А сколько вас?» - Людям страшно — у меня изо рта
шевелит ногами непрожеванный крик. - Я счёт не веду неделям.
Мы,
хранимые в рамах времён,
мы любовь на дни не делим,
не меняем любимых имён. - Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь. - Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле, —
ему уже некуда деться. - Ешь ананасы и рябчиков жуй!!!
День твой последний приходит, буржуй. - Я одинок, как последний глаз у идущего к слепым человека.
- Имя любимое оберегая, тебя в проклятьях моих обхожу.
- Солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи.
- Семей идеальных нет, все семьи лопаются, может быть только идеальная любовь. А любовь не установишь никакими «должен», никакими «нельзя» — только свободным соревнованием со всем миром.
- Юридически — куда хочешь идти можно, но фактически — сдвинуться никакой возможности.
- На сердце тело надето,
на тело — рубаха.
Но и этого мало! - Одна печатаемая ерунда создает ещё у двух убеждение, что и они могут написать не хуже. Эти двое, написав и будучи напечатанными, возбуждают зависть уже у четырёх.
- Театр не отображающее зеркало, а — увеличительное стекло.
- Все чаще думаю —
Не поставить ли лучше
Точку пули в своем конце.
Сегодня я
На всякий случай
Даю прощальный концерт. - Да здравствует — снова! — моё сумасшествие!
- Пиджак сменить снаружи —
мало, товарищи!
Выворачивайтесь нутром! - Мойте окна,
запомните это,
окна — источник
жизни и света. - – Я должен напомнить товарищу Маяковскому, – горячится коротышка, – старую истину, которая была ещё известна Наполеону: от великого до смешного – один шаг…
Маяковский вдруг, смерив расстояние, отделяющее его от говоруна, соглашается: – От великого до смешного – один шаг. - Если буду совсем тряпка – вытрите мною пыль с вашей лестницы.
- В небе вон луна такая молодая, что ее без спутников и отпускать рискованно.
- Все женщины меня любят. Все мужчины меня уважают. Все женщины липкие и скучные. Все мужчины прохвосты. Лева, конечно, не мужчина и не женщина.
- А во рту
умерших слов разлагаются трупики,
только два живут, жирея —
«сволочь»
и ещё какое-то,
кажется, «борщ». - Думаю.
Мысли, крови сгустки,
больные и запекшиеся, лезут из черепа. - Не ругайте меня мерзавцем за то, что редко пишу. Ей-богу же, я, в сущности, очень милый человек.
- Надо жизнь сначала переделать,
переделав — можно воспевать. - Где, когда, какой великий выбирал
Путь, чтобы протоптанней и легше? - Я душу над пропастью натянул канатом,
жонглируя словами, закачался на ней. - Но за что ни лечь —
смерть есть смерть.
Страшно — не любить,
ужас — не сметь. - И любишь стихом, а в прозе немею.
Ну вот, не могу сказать,
Не умею. - Упал двенадцатый час, как с плахи голова казненного.
- Уже сумасшествие.
Ничего не будет.
Ночь придёт,
перекусит
и съест. - Эй! Россия, нельзя ли чего поновее?
- Так что ж?!
Любовь заменяете чаем?
Любовь заменяете штопкой носков? - И чувствую —
«я»
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо. - — Что?.. Ну, вы, товарищ, возражаете, как будто воз рожаете… А вы, я вижу, ровно ничего не поняли. Собрание постановило считать вас отсутствующим.
- Вот вы, женщина, на вас белила густо,
вы смотрите устрицей из раковин вещей. - Привяжи меня к кометам, как к хвостам лошадиным, и вымчи, рвя о звездные зубья.
- Затхлым воздухом —
жизнь режем.
Товарищи,
отдыхайте
на воздухе свежем. - Убирайте комнату,
чтоб она блестела.
В чистой комнате —
чистое тело. - Причесываться?! Зачем же?!
На время не стоит труда,
а вечно
причёсанным быть
невозможно. - Айда, Маяковский!
Маячь на юг!
Сердце
рифмами вымучь —
вот
и любви пришел каюк,
дорогой Владим Владимыч. - Не болей ты, Христа ради! Если Оська не будет смотреть за тобой и развозить твои легкие (на этом месте пришлось остановиться и лезть к тебе в письмо, чтоб узнать, как пишется: я хотел «лехкия») куда следует, то я привезу к вам в квартиру хвойный лес и буду устраивать в оськином кабинете море по собственному усмотрению. Если же твой градусник будет лазить дальше, чем тридцать шесть градусов, то я ему обломаю все лапы.
- Арифметика казалась неправдоподобной. Приходится рассчитывать яблоки и груши, раздаваемые мальчикам. Мне ж всегда давали, и я всегда давал без счета. На Кавказе фруктов сколько угодно.
- Город зимнее снял.
Снега распустили слюнки.
Опять пришла весна,
глупа и болтлива, как юнкер. - Чтоб не было даже дрожи!
В конце концов —
всему конец.
Дрожи конец тоже. - Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний. - Вы ж такое загибать умели, что другой на свете не умел?
- Слабосильные топчутся на месте и ждут, пока событие пройдет, чтоб его отразить; мощные забегают вперед, чтоб тащить понятое время.
- Смотрю,
смотрю —
и всегда одинаков,
любим,
близок мне океан. - У взрослых дела.
В рублях карманы.
Любить?
Пожалуйста.
Рубликов за сто. - Если из меня вытряхнуть прочитанное, что останется?
- Москва белокаменная,
Москва камнекрасная
всегда
была мне
мила и прекрасна. - После электричества совершенно бросил интересоваться природой. Неусовершенствованная вещь.
- Нельзя человека
закупорить в ящик,
жилище проветривай
лучше и чаще. - Мягко с лапы на лапу ступая,
Грузная, как автобус,
Тащит ночь к берегам Дуная
Свою лунную грусть. - Слово —
полководец
человечьей силы. - Страх орёт из сердца,
Мечется по лицу, безнадёжен и скучен. - Ненавижу
всяческую мертвечину!
Обожаю
всяческую жизнь! - Одному из своих неуклюжих бегемотов-стихов я приделал такой райский хвостик:
Я хочу быть понят моей страной,
а не буду понят —
что ж?!
По родной стране
пройду стороной,
как проходит
косой дождь. - Несмотря на всю романсовую чувствительность (публика хватается за платки), я эти красивые, подмоченные дождём пёрышки вырвал.
- Я родился,
рос,
кормили соскою, —
жил,
работал,
стал староват…
Вот и жизнь пройдет,
как прошли Азорские
острова. - Отечество славлю, которое есть, но трижды — которое будет.
- Халтура, конечно, всегда беспринципна. Она создает безразличное отношение к теме — избегает трудную.
- Бумаги
гладь
облевывая
пером,
концом губы —
поэт,
как ***ь рублевая,
живёт с словцом любым. - Из тела в тело веселье лейте.
Пусть не забудется ночь никем.
Я сегодня буду играть на флейте.
На собственном позвоночнике. - Вошёл к парикмахеру, сказал — спокойный:
«Будьте добры́, причешите мне уши».
Гладкий парикмахер сразу стал хвойный. - Ах, закройте, закройте глаза газет!
- У меня из десяти стихов — пять хороших, три средних и два плохих. У Блока из десяти стихотворений — восемь плохих и два хороших, но таких хороших, мне, пожалуй, не написать.
- Костюмов у меня не было никогда. Были две блузы — гнуснейшего вида. Испытанный способ — украшаться галстуком. Нет денег. Взял у сестры кусок желтой ленты. Обвязался. Фурор. Значит, самое заметное и красивое в человеке — галстук. Очевидно — увеличишь галстук, увеличится и фурор. А так как размеры галстуков ограничены, я пошел на хитрость: сделал галстуковую рубашку и рубашковый галстук.
Впечатление неотразимое. - Вот вы, мужчина, у вас в усах капуста
Где-то недокушанных, недоеденных щей.. - Все
с уважением
относятся к коту
за то, что кот
любит чистоту. - И пускай перекладиной кисти раскистены — только вальс под нос мурлычешь с креста.
- Я был на юге и читал стихотворение в газете. Целиком я его не запомнил, только лишь одну строфу:
В стране советской полуденной,
Среди степей и ковылей,
Семен Михайлович Буденный
Скакал на сером кобыле́. - Я очень уважаю Семена Михайловича и кобылу его, пусть его на ней скачет, и пусть она невредимым выносит его из боев. Я не удивляюсь, отчего кобыла приведена в мужском роде, так как это тоже после профессора Воронова операция мыслимая, но если по кобыле не по месту ударение сделать, то кобыла занесет, пожалуй, туда, откуда и Семен Михайлович не выберется.
- Помни
это
каждый сын.
Знай
любой ребёнок:
вырастет
из сына
свин,
если сын —
свинёнок. - Любовь — это сердце всего.
- Пароход подошел, завыл, погудел – и скован, как каторжник беглый. На палубе 700 человек людей, остальные – негры.
- В Гаване все разграничено четко: у белых доллары, у черных – нет.
- По-моему, стихи «Выхожу один я на дорогу…» — это агитация за то, чтобы девушки гуляли с поэтами. Одному, видите ли, скучно. Эх, дать бы такой силы стих, зовущий объединяться в кооперативы!
- О, хотя бы еще одно заседание относительно искоренения всех заседаний!
- Я знаю, надо и двести и триста вам —
возьмут, всё равно, не те, так эти. - Я не знаю ни ямбов, ни хореев, никогда не различал их и различать не буду. Не потому, что это трудное дело, а потому, что мне в моей поэтической работе никогда с этими штуками не приходилось иметь дело. <…> Я много раз брался за это изучение, понимал эту механику, а потом забывал опять. Эти вещи, занимающие в поэтических учебниках 90%, в практической работе моей не встречаются и в трех.
В поэтической работе есть только несколько общих правил для начала поэтической работы. И то эти правила — чистая условность. Как в шахматах. Первые ходы почти однообразны. Но уже со следующего хода вы начинаете придумывать новую атаку. - Был я весел —
толк веселым есть ли,
если горе наше непролазно?
Нынче
обнажают зубы если,
только, чтоб хватить,
чтоб лязгнуть. - Мир
теплеет
с каждым туром,
хоть бельё
сушиться вешай,
и разводит
колоратуру
соловей осоловевший.
В советских
листиках
майский бред,
влюблённый
весенний транс. - Поэты,
покайтесь,
пока не поздно,
во всех отглагольных рифмах. - Мольбой не проймешь поповское пузо.
- Но пока доллар всех поэм родовей. Обирая, лапя, хапая, выступает, порфирой надев Бродвей, капитал — его препохабие.
- Я сам расскажу о времени и о себе.
- Поэзия начинается там, где есть тенденция.
- Курить —
бросим.
Яд в папиросе!
Загрузка...
