Посвящается подвигу медицинских работников
в годы Великой Отечественной войны.
По мотивам романа Михаила Шолохова «Они сражались за Родину»
и одноимённого фильма Сергея Бондарчука
Предисловие:
В 1941-1945 годах через госпитали прошли более 22 миллионов человек. Из них более 17 миллионов были возвращены в строй.
85 человек из каждой сотни раненых вернулись из медицинских учреждений защищать Родину.
Благодаря работе медиков армия не потеряла 72% раненых и 90% заболевших на полях военных сражений.
Часть 1. Сестричка
Смерть – не родная тётка, она ведь всем страшна.
Когда идёшь в атаку, то чувствуешь сполна.
Бойцы штыки примкнули и с криками «Ура!»
В бой рукопашный кинулись на злобного врага.
Страшнее нету боя, когда лицом к лицу,
Здесь выдержки хватает не каждому бойцу.
Идут неровным строем бывалый и юнец,
Но штык и пуля твёрже, чем ярость их сердец.
Шальной снаряд осколками ударил по спине,
И мир остановился вдруг, в звенящей тишине.
Свинец и сталь взорвали живую плоть бойца,
И боль пронзила иглами с затылка до крестца.
Земля навстречу кинулась – рукам не удержать,
И смерть лицо приблизила, чтоб жатву собирать.
К воронке от снаряда пришла она с косой,
Чтоб человек отмучился – закончил путь земной.
Вдруг жарко стало телу, как будто бы в аду,
Но видно слишком рано – отвёл Господь беду.
Душа опять вернулась, а с ней и боль пришла.
На свет, как будто, заново солдата родила.
Глото́к обжёг дыхание, в сознание вернул.
С трудом глаза открылись, он над собой взглянул.
Девчушка, светло-рыжая, тростиночка совсем.
Здесь ангел? Но откуда? И главное – зачем?
Лицо по-детски милое, косички по плечам,
Глаза вот только грустные, привыкшие к слезам.
«Откуда ты, родная? Как оказалась здесь?»
Попробовал подняться, но по ногам вдруг резь.
«Тебя вот усмотрела, подумала – вдруг жив?».
На камень рядом села, коленки обхватив.
«Ты дай еще мне водочки, так больно – спасу нет!
«Нет миленький, нельзя тебе», — всплакнула та в ответ.
«Считай, что повезло тебе, лежал бы тут в пыли.
Пошла искать я раненых, а наши – отошли.
Теперь вот догонять их, с тобой придётся нам.
Одна я здесь осталась и не помочь бойцам».
«Куда меня поранило? Смогу теперь ходить?»
«Всему тебе досталось, мне б кровь остановить».
Держа в ручонках флягу, с коленей поднялась,
Но рядом прилетевшая, вдруг мина взорвалась.
Всего лишь на мгновение коснулся страх лица,
Накрыла хрупким телом лежащего бойца.
Не думая о смерти, прикрыв своей душой,
Спасала жизнь другому, как было не впервой.
Осколков рой метнулся, не тронув двух людей,
Видать с лихвой сегодня, ранений и смертей.
«Не надо ждать рассвета – пока сгустился мрак,
Тебя тащить мне надо, в соседний березняк».
«Там отдохнём немного и дальше поползём.
Оттуда к нашим близко, мы справимся вдвоём».
Боец по-черепашьи, лёг грудью на брезент,
Желанье быть спасённым – серьёзный аргумент!
Руками упираясь, сбивая пальцы в кровь,
Полз раненый, стеная, по метру вновь и вновь.
Девчонка молодая тянула, что есть сил,
За край брезента взявшись – инструктор так учил.
«Ты только помогай мне, немножечко, чуть-чуть.
Минутку отдохнём сейчас и дальше снова в путь».
Но, слёзы от бессилия текут из глаз её,
И кру́жит, предвкушая, над ними вороньё.
Кровь медленно, по капле, и силы также прочь,
И нет уже надежды, прожить им эту ночь.
Ныряя к свету – в небо, оттуда – в полный мрак,
Сознанье мерно гасло, как часики: тик-так.
Девчушки крик отчаянный по нервам резанул.
Тропу́, от смерти к жизни, на прежний путь вернул:
«Мой миленький! Хороший! Не умирай, держись!
Нельзя тебе в беспамятстве, хоть словом отзовись!
«Ну что же ты кричишь так, ведь я чуть не оглох,
Вот, замечтался малость – застала ты врасплох».
Боец соврал, конечно, сестру чтоб не пугать.
«Ты вот что, ты оставь меня. Не смей переживать!»
«Пусть ноги и пробиты, но я в руках силён,
Мне мама говорила – в рубашке я рождён.
Вот отдохну, пол часика, и сам я поползу».
Лицом в брезент уткнулся, не выдать, чтоб слезу.
Но медсестра уставшая, не слушает бойца,
Лишь пыль и грязь смахнула с девичьего лица.
«Вот глупости какие, ну прямо чистый вздор,
И не к чему затеяли подобный разговор».
«Вы странные, мужчины, несёте ерунду!
Я с детства всё мечтала, что на врача пойду.
Справлялась я до этого, пусть слабая на вид,
И знала, что на фронте мне делать предстоит».
«Ну, вот зачем дети́н таких к нам в армию берут?
Хоть лошадьми тебя тащи – они не повезут».
Но тут же спохватилась: «Я это, просто так…,
Устала видно очень. Ну что, вперёд? Ты как?»
Боец, скрепя зубами, кивнул и вновь пополз.
В ладонях, что изранены, шипы как будто роз.
И нет пути прямого – воронки тут и там,
И пот замешан с кровью, и жизнь напополам.
Их двое – против смерти, за жизнь и до конца.
Покуда есть дыхание и бьются их сердца.
Бороться до последнего, за право просто быть!
Всё вытерпеть и выстрадать, и в мире этом жить!
И вот, когда на землю рассвета луч пришёл,
Два тела обессиленных разведки взвод нашёл.
«Ну, слава Богу – живы!, — нащупал пульс сержант.
«Сестре – воды, скорее! Бойца же – в медсанбат!»
Часть 2. Медсанбат
Сознание вернулось, и боль пришла – волной.
Свет лампы керосиновой, брезент над головой.
Стон раненых – как эхо, своих же страшных мук.
Попытка здраво мыслить, и видеть всё вокруг.
Неужто в медсанбате, так значит – доползли?
Спасла нас медсестричка, добраться мы смогли!
Слюной в ладошку плюнул, нет – крови не видать.
Так значит, целы лёгкие, не след переживать.
Одно вот не понятно, как ноги – целы, нет?
И в голове от страха туман и полный бред.
Над ним усатый фельдшер, усталый и седой,
Ну, вылитый профессор, с торчащей бородой!
«Ну, что? Очнулся, воин? Как чувствуешь себя?
Ты извини, но форму мне надо снять с тебя.
И сапоги не к месту, их тоже надо снять.
Помоем тебя, братец, чтоб грязь не оставлять».
«А после уж к хирургу – займётся он тобой.
Где надо – подлатает, ведь главное – живой!
Скажи спасибо Ксюше, спасла она тебя.
Тащила девка слабая, такого вот коня».
Взял ножницы покрепче – видать, что не впервой.
И ну давай орудовать над чем-то за спиной!
«Штаны пори – не жалко, всяк новые дадут,
И гимнастёрку тоже – на тряпки разберут».
«Ты поступай – как надо, но сапоги не тронь,
Они со мной на фронте – и в воду и в огонь.
Меня ты, друг, послушай, мне до́роги они.
Я потерплю, ты только – тихонечко тяни».
Но фельдшеру нет времени о сапогах страдать,
«Мне что прикажешь делать, с ногами их снимать?
И мне тут не указывай! А сапоги… ну что ж,
Вот встанешь крепко на ноги и новые найдёшь!»
Спустя две-три минуты глухой раздался звук,
И рядом с гимнастёркой сапожный пал каблук.
«Собака ты блохастая, облезлый старый кот.
И где же вас берут таких, сам чёрт не разберёт».
«Вредитель человеческий, плешивый ты верблюд,
Чума в очках ходячая, по заду б тебе кнут!»
А фельдшер ухмыляется: «Молчи уже, солдат.
Раз силы есть ругаться – не так ты слабоват!»
И вышел из палатки, где душно, пот и кровь,
Но тут пришла полуторка – забегали все вновь.
Медсёстры, санитары – бойцов ведут, несут,
И нет уставшим медикам на перекур минут.
И так почти все сутки, и день и ночь – без сна,
Бойцов спасают жизни, с зари и допоздна.
Чем раньше помогаешь – тем больше шансов жить,
Тем меньше похоронок, и меньше хоронить.
Всё делать надо быстро, с носилок – и на стол,
Хирурга вздох тяжёлый, как боли приговор:
«Придётся потерпеть, браток, живого места нет.
Наверно, что в роду у вас какой-то есть секрет».
«Иначе, как поверить, где взял ты столько сил,
Ведь, кровью за спасение раз десять заплатил».
Сталь инструмента острого вернула в тело боль,
Как будто бы на раны просыпал кто-то соль.
Пот выступил на теле, зубами сжал кулак.
Вдруг лампа замигала, сгустился полумрак.
Быть может – генератор, и не пропал бы свет,
Нельзя без электричества, ведь полон лазарет!
«Вы там, товарищ доктор, внимательней прошу,
Вдруг лишнее отрежете, пока я тут лежу.
На вас ведь понадейся – останешься ни с чем».
«Не бойся, не отрежем, твоё то нам зачем?»
«Мне б порошка какого, чтоб сразу же уснуть,
А нет – хотя бы водочки, иль спиртика плеснуть.
Ну что же вы скупитесь, терпеть ведь мочи нет».
Но доктор, отвлекая, спросил его в ответ:
«Неужто очень больно? Зачем же так реветь?
Ведь я же говорил тебе, что нужно потерпеть.
Ты столько перенёс, солдат, осталось лишь чуток»,
И вновь осколок с кровью – летит, звеня, в лоток.
«А что вы в теле роетесь, как будто ваш карман?
Ведь там живые раны – не семечек стакан!
От боли этой, доктор, не то, что зашипишь,
Собакой тут залаешь, с подвывом заскулишь».
У медсестры-помощницы взгляд на бойца упал,
Он жалость и сочувствие под маской не узнал.
Объятый жаждой боли, не понял взор чужой,
«Вы на меня так смотрите, ну прямо, Боже мой».
«Как будто вы не видели, нас – голых мужиков,
За время вашей практики, у местных докторов.
Тут, скажем вам, не выставка и я – не образец».
«Да вы, товарищ раненный, несдержанный боец!»
«Мужские ваши прелести, мне ни к чему совсем,
Свою работу делаю, чтоб не было проблем».
К хирургу отвернулась: «Сейчас, я бинт подам,
А вы – лежите молча, и не мешайте нам».
Сам доктор больше суток – почти не спал, не ел.
Он не Господь, но жизни – спасал он, как умел!
Спина и руки – ломит всё, и на ногах устал.
Десяткам, кто нуждался в нём, он помощь оказал.
Он ангел в этой жизни, но белый цвет в крови,
Чтоб Родины защитники вернуться в строй могли.
Ведь наш боец – один из них, из тех, кто воевал.
И подвигом любовь свою Отчизне доказал.
Последний шов наложен, несут бойца назад.
Хирург с палатки вышел – устал, но очень рад.
Еще одна душа жива – от смерти спасена,
Халатом белым, как бронёй – укрытая она.
Таких, спасённых доктором, не сотня и не две.
Талант от Бога, говорят, в руках и в голове.
И если всех кого он спас поставить снова в строй,
То выйдет полк, а может два, готовых снова в бой!
Тут рядом фельдшер подошёл, махорку закурил.
«Ну, как там наш израненный?», — участливо спросил.
«Который всё ругается? Он сильный – будет жить.
Пока такие воины – врагу нас не сломить!»
Еще бы постояли – зовут к больным. Пора!
И разошлись в палаты врачи и доктора.
Согласно Гиппократу, им бой свой продолжать,
И жизни до последнего от смерти защищать!
А после медсанбата, бойцу лечится – в тыл.
И даже две недели с семьёй своей побыл.
Три месяца минуло, и он вернулся в строй.
Трудами военмедиков и медсестры простой.
Он знал – за что сражается: за Родину, за мать,
Жену свою, детишек, чтоб на ночь целовать.
За право быть свободным и поколеньям жить,
За ангелов в халатах, чей подвиг не забыть!
Послесловие:
Во Время Великой Ответственной войны погибли или пропали без вести около 85 тысяч медиков, среди которых 5 тысяч врачей и 9 тысяч средних медицинских работников, почти 71 тысяча санитарных инструкторов и санитаров.
В целом в период войны смертность медработников была на втором месте после гибели на полях сражения бойцов стрелковых подразделений. Средняя продолжительность жизни санинструкторов на передовой в 1941 году составляла 40 секунд.
Загрузка...
