Город Боровск, ни души,
Но ухабы хороши,
Появился, наконец,
Трусоватый серый Гетц.
Его корпус не из слабых,
Но скрежещет на ухабах.
То ли дело был Логáн,
Тот был дерзкий хулиган,
И ужасным забиякой –
Насмерть дрался с железякой.
Этот в драку не полезет,
На дороге тихо грезит,
Просит Бога он о даре,
Порше стать или Феррари.
А предшественница Микра,
До того была хитра –
Выпивала по два литра
Прямо с самого утра.
А навстречу, на Корвете
Мчался на больших парах,
Знак презревший о запрете,
Шибасакин – олигарх.
Папа звался Шибасаки,
Когда жил на островах,
После злой военной драки
Он остался на бобах.
Взял бутылку самогонки,
Жбан воды, сухой паёк,
Перебрался на лодчонке
В город-порт Владивосток.
Там беззвучно растворился
Средь подобных узкоглазых,
Избегать он научился
Узких брюк и прочих джазов.
Не устраивал попойки
И у тройки не судился,
В двадцать лет до перестройки
Шибасакин сын родился.
В средней школе тот учился
И пошёл на рыбзавод,
С рыбой года три возился,
Промелькнувших, словно год.
Перестройщиком великим
Пущен был прихватный чек,
Шибасакин слыл безликим,
Но был ловкий человек.
То мытьём, а то катаньем
Смог он чеков нахвататься,
И успел он самым ранним
С рыбзаводом разобраться.
И пошли икра и крабы
Приносить ему доход,
Прикупил большой корабль,
А потом и целый флот.
Избегал он, как и папа,
Всяких премий и наград,
Миллиард когда накапал,
Перебрался в стольный град.
Выбрал город он Калугу,
Приобрёл большой участок,
Поселил он там подругу,
Хоть и ездил к ней нечасто.
Уезжал к ней утром рано
Сев в подержанный Корвет,
И не брал с собой охрану,
Невзирая на совет.
В этот раз с ней поругался
И решил, что всё, конец,
Надавил на газ, помчался,
Наскочил на серый Гетц.
Неким чудом не разбился,
Так как Гетц задел слегка,
Ещё больше разъярился,
Гетцу дать решил пинка.
Только дверь рванул у Гетца,
И мгновенно обомлел,
Подскочило кверху сердце,
От таких нежданных дел.
На него в упор смотрели
Два огромных чёрных глаза,
В них слова огнём горели:
«Ах ты, жёлтая зараза,
Это русская дорога,
Вас, китайцев, слишком много».
Шибасакин был в Тибете,
Мог читать он по глазам,
Для него слова вот эти
Были просто как бальзам.
Спину изогнул в поклоне,
Хоть и ростом был он мал,
И в японском мягком тоне
Очень радостно сказал:
«Замечаний твой хороший,
Сильно правильный подход,
Не китаец я, япоша,
Не люблю я их народ.
Ты бросай своя машину,
Пусть идёт в металлолом,
Я другой тебе подкину,
Когда будем мы вдвоём.
Я бросай своя подругу,
Едем в рыбный ресторан,
Будем кушать рыба фугу,
Заведём с тобой роман».
Получил он в одночасье
Пару жёстких фраз таких:
«Я не строю своё счастье
На несчастии других,
Не сгибай в поклоне спину,
У тебя нелепый вид,
Почини мою машину,
Вот тебе мой реквизит».
И захлопнув дверь жестоко,
До упора сжав педаль,
Серый Гетц, в мгновенье ока,
Зарычав, умчался вдаль.
Был поступок нехороший,
Так как вывод – налицо,
Шибасакин сел в калошу,
Потерял своё лицо.
Быстро взял себя он в руки,
Сел в потрёпанный Корвет,
На лице – ни грамма муки,
Он всему нашёл ответ.
По пути достал мобилу,
Перевёл на реквизит,
Сумму в пять раз больше силы,
На какую Гетц побит.
И в своей большой квартире,
Что на улице Тверской,
Совершил он харакири
Твёрдой доблестной рукой.
Не нарушив строгих правил,
Папе он письмо оставил:
«Папа, Вы меня простите,
Слишком строго не судите,
Вы, за то, что я посмел
На второй для нас отчизне
Раньше Вас уйти из жизни,
Но таков, уж, мой удел».
Спорно, но весело, респект!