В живописных горах стоял городишка,
Лесами окутан и солнцем согрет.
Узкие улочки, черепичные крыши —
Уютное место не знало что бед.
Жила там девица, что под стать поселенью,
И лик бесподобный имела, и душу,
Людей чаровала собой всех в мгновенье,
Потаённые чувства доставала наружу.
Три локтя ростом, с личиком милым,
И до пояса угольно-черной косой,
С очами бездонными цвета сапфира,
С талией тонкой и грудью большой.
Тихая, скромная — ну просто богиня!
Такой вот была сия героиня.
Со всего королевства сватались к ней,
Но совсем не желала никого из парней.
Дворяне, купцы, рыцари, судьи,
Охотники, лекари, мастера ремесла —
Всех отшивала красавица мигом,
Будто хотела всегда быть сама.
Но была на то одна лишь причина —
Уже полюбила всем сердцем она,
Хоть и боялась в этом признаться,
Тихо страдая ночами одна…
Жил в городке том один лоботряс —
Старого конюха внук непутёвый —
Обычный лентяй, что не к чему не стремясь,
Всё время кутил, дурак бестолковый.
Полюбила гуляку юная дева,
И хоть понимала, что он безнадёжен,
При виде его душа словно пела,
Щёчки пылали и тело всё тоже.
Но всё ж вот однажды узнал шалопай
О любви, что столь сильно пытала венера,
И сразу же пакость придумал бугай,
Хотел пошутить, что б селенье гудело.
Повстречался немного, чуткость, чтоб усыпить,
Втерся в доверье к наивной девчушке,
Дождался момента и нагло чести лишил,
А потом разболтал всем возле церквушки.
И народ загудел, мол: «Такая святая,
А под болвана без раздумий легла».
Все шептались, смеялись, слухи всё распуская —
От позора такого сама себя извела…
Страдала, рыдала, измучилась вся,
Исхудала, померкла, была совсем без лица,
В полубреду слонялась по дому,
Спокойно жить не могла из-за подлеца.
Кончилось тем, что загубила себя —
Возле дома в петле нашли холодной уже…
И не стало венеры — забрала земля,
Посерели все люди, опустели в душе.
В истерике билась безумная мать,
На седой голове волосы рвя,
Истошно рыдал и хмурый отец,
Проклятия сыпал, зубами скрипя.
Время летело, стихала и боль,
Но вот сред зевак городских пошёл слух,
Что вновь по ночам гуляет та дева,
Что не почил её ещё дух.
В багровом наряде плывёт среди улиц,
Вся бледная, словно декабрьский снег,
Людей пред собой совсем не замечает,
На вопросы любые не произносит ответ.
«Да брехня это все…» «А может правда она?»
«Ох, нечистая это у нас тут гуляет…»
«Возможно, умерла ведь она не сама…»
«Призрак её всё ещё тут витает…»
Шептались, шептались, да толку-то ноль,
Так никто й не узнал что за диво такое.
А вот бездарь, что девицу в могилу отвёл,
И сам уже стал, как чудо чудное.
Казалось, что силу его кто-то взял,
Энергию жизни забирал постепенно —
С каждым днём бедолага, как цветок, увядал,
Дни доживал, будто призрак тот, бренно.
«Это кара тебе за грех твой огромный,
Не оставит она теперь в покое тебя,
На свет тот затянет, так и запомни!» —
Говорил старикан внука взглядом сверля.
Так и случилось — умер мерзавец,
В пекло свела девица его,
Постарел, исхудал, поседел словно старец,
И в земли схоронили на века одного.
Казалось бы всё, конец уж рассказа,
Свершилась вендетта над безрассудным юнцом,
Но начали люди слегать от заразы,
Все, кто смеялся вместе с глупцом.
Забирала в могилу багровая дама
Людишек, кто сплетни тогда распускал,
Мстила девица, будто бы в драме,
Сеяла ужас промеж серых скал.
Кончилось это лишь когда весь народ,
В церкви молился, грех искупая,
И лишь эта молитва дух усмирила,
Ярость его на покой отправляя…
Загрузка...
Аналогично ранее сказанному.