Стих написан по впечатлениям от первой в жизни операции под общим наркозом. Рифмовать было лень (а не результат операции). Если лень будет и дальше прогрессировать, то скоро перестану соблюдать ритмику и размерность, т.е. докачусь до верлибра.
На меже. Жизнь и смерть по бокам,
В головах же анестезиолог.
В вене шприц.
— Ты уснешь под наркозом.
Ну-ка вслух посчитай.
— Раз … два … т-три …
Под безоблачной синью небесной,
В свете солнечных ярких лучей
Я стою обнаженной натурой,
Безучастен, как сфинкс, одинок.
Под ногами бескрайность газона,
Нежный ворс изумрудной травы.
Только нет здесь дыхания жизни,
Давит на уши гнет тишины.
Здесь не слышно ни шелеста листьев,
Ни привычного гомона птиц.
Нет тепла от Земли и от Солнца.
Акварелью рисованный рай.
Вдруг резкий и сильный рывок –
Газон из-под ног словно коврик.
Я навзничь упал и застыл,
Подкошен неведомой силой.
Та сила меня понесла
Туда, в синеву, ближе к солнцу.
И вижу я тело свое –
Лежит на газоне недвижно,
А вкруг его скорбно стоят
Родные и близкие люди.
Бесстрастно на это гляжу
С холодным тупым безразличьем.
Черты все земные во мгле,
Как в буро-зеленом болоте.
И прошлое скрыл ржавый смог.
Все чище и звонче прозрачность,
Все ярче мерцание звезд
В густой синеве небосвода
И солнечный огненный шар
В дымящихся протуберанцах.
Путь в беспредельный простор
Прерван гигантской воронкой –
Входом, как в метротоннель,
Кварцевым светом слепящий.
Тут я впервые познал
Взглядом сторонним свой облик:
Молнии шар, как арбуз,
Сыплет бенгальские искры.
Шар – мое Эго, Душа,
Шар – это Я, что осталось.
Мчится он, свет обогнав,
Весь в ореоле искристом.
Матовый, мертвенный свет
Яркой утробы тоннеля.
Нет закоулков, теней.
Мельком летят серпантины.
Грохот и гул – словно стан
Листопрокатного цеха.
Этот тоннель как сосуд
Молоха миротворенья.
Роком начертанный путь,
Путь небытийности торя,
Тает в размере мой шар,
Брызгами искр исходит.
Вот он уже с апельсин,
Тает шагреневой кожей.
Тает Душа на глазах,
Я же смотрю отстраненно.
Скоро окончится. Все
Кончится вместе со мною.
Сразу закончится путь
Этого небытия.
Вдруг исчез этот яркий тоннель,
Нет ни искр, ни мощного гула.
Снова черный и звездный простор,
Снова в нем раскаленный диск Солнца.
Но теперь я не к Солнцу лечу,
От него совершаю паденье
В бездну, вниз, в беспроглядную мглу,
В сгусток ржаво-коричневой слизи.
Вот все ближе космический шлам.
Мчусь к нему. Мгла редеет, светлея,
Словно жиже становится слизь,
И цвета проступают иные.
В свете яркого солнца лучей
Голубеют края бурой массы,
Стала зелень пейзаж оживлять,
Добавляя все новые краски.
Вижу рек подсиненную чернь,
Облаков вереницы лебяжьи,
С желтизною песчаных пустынь
Контрастируют буйные джунгли.
Вот знакомый бескрайностью луг
С одинокой лежащей фигурой.
Я к нему устремлен, прямо к телу.
И два Я слились сразу в одно.
— Просыпайся, милок. Ты в палате, –
Слышу, чуя шлепки по щекам.
— Все в порядке, ты снова в кровати.
Небытийности путь завершен.
Октябрь 2008
Философ поневоле
Загрузка...
«..Здесь не слышно ни шелеста листьев,
Ни привычного гомона птиц..» (с)
Здесь и автор вдруг рифму отпустит,
На колени падет у божниц.
….
Слизь-то при чем во Вселенной?! Откуда?
Весь стих безрифменный, т.е. белый.
Во Вселенной, как в Греции, всё есть ))). В том числе и космический шлам, и слизь.
Полезней бы было обратить внимание на то, что весь стих разбит на приблизительно равные куски с чередующимися разными трёхсложными метрами — дактиль, амфибрахий, анапест. Я сознательно пошёл на такой эксперимент.
Почему бы и нет? (я о кусках..) Ещё вернусь к ним. Но, слизь в минусовой температуре… Это уж более как! =))
А то, что моё Я пролетело атмосферу и не сгорело — это не «более как»?
Уж ни как не слизью.. Оно было в другом измерении.
В конце концов право автора фантазировать. Это не документальный опус )). Не будем занудствовать по-чиновничьи )).
А кто же умаляет его Право? А что было раньше: чувство или фантазия? Ежели фантазия, то что делать с чувством? =)))
Серьёзная проблема! Не меньше, чем проблема курицы и яйца ))).