Я выдрал из груди своей
С чугунно-ржавым треском
Камень неистовых страстей
И огненного блеска!
Он наизнанку б вывернул полмира,
Покрыв его блаженной негой,
Вершины б высветлил Памира!
Такой и ноева ковчега
Бы достоин был!
Но с ним придётся расставаться…
Не для того его хранил,
Чтоб им безумно любоваться.
И вот теперь в жерле вулкана
Металлов лязг свистит.
Для драгоценного граната
Из бездны пробуждён ифрит,
И магматическим сопеньем
Он раскаляет самоцвет.
Я придаю себя забвенью,
Лишь чтобы выковать браслет!
А молот мой неугомонно,
Основы сотрясая мира,
Пронзительным магнифисентным звоном
Полотна резво рвёт эфира.
***
Первый удар… я вместе с ним
Весь универсум расчленяю
На миллионы мелких нимф.
Второй удар… уже у края
Не виден даже звёздный блик.
Но страх я твёрдо отгоняю.
Третий удар… я Бога лик
Сквозь мрак заметил.
Даже его хулю я напрямик!
Удар четвёртый… на белом свете
Погас последний свет.
Пора убить в себе бурлящий ветер.
Пятый удар… сил больше нет.
Ради любви я выдрал сердце.
Но всё же выковал браслет…
… Как безрассудно славен сей сюжетец…
***
Тропинка ввысь бежит;
Подобно душам погребённым,
Стелясь, по ней идут. Забыт
Тот путник всеми. Влюбленным
Уже не назовёшь его.
В безумье впал он от любви:
Нашёл так Бога своего.
Шепчет под нос: «Благослови».
На богохульный холм взобрался
Едва живой покойник.
Кричит он: «Жжалься!» —
С хрипотой, — «Я разве не достоин?!»
На небе изумрудным треском
Пламя могильное блестит
И непомерно страшным блеском
В костях покойника трещит.
Из-под рассыпавшейся робы
Лоснится осколок жаркого пыла.
Он жестоко и робко
Склоняет к себе тучи дыма.
Дрожащей рукой теперь
Устремлён браслет к небесной верхушке.
Покойник нем. Электрический зверь
Только лижет его макушку.
И вот теперь в жерле вулкана
Металлов лязг свистит.
Для драгоценного граната
Из бездны пробуждён ифрит,
И магматическим сопеньем
Он раскаляет самоцвет.(с) — сложно сие… «И вот теперь в ж… вулкана, металла лязг «свистит… «для драгоценного граната…» при чем здесь нимфы… в желе?
Если учитывать, что нимфы олицетворяют явления природы, а при раздроблении мира вполне естественно его расщепление на эти самые явления, то в определённом поэтическом порыве определённо можно сказать, что на нимф и рассыпается мир при ударе по нему. При условном любовном самоубийстве (self-deprivation), которое я тут пытался обрисовать, мир закономерно отходит на второй план для акцента на себе в качестве основного центра концентрации условной смерти, с одной стороны показывая обрушение всего (собственно мира), с другой — обращение к древнегреческому как спасению от самораспада, сложно принимаемому (как раз для спокойного принятия). То есть расщепление мира на нимф — это одновременно и начало пути… Подробнее »