Странно это всё. Тебя создали для борьбы с самим собой. Они считают твои деньги, заработанные для них же, говоря тебе о свободе и радостях жизни. Они точно знают, что ты ничего из всего этого не получишь, как бы ни старался. Твоя жизнь — это ринг, ограниченное пространство, обтянутое канатами, с безнадёжными иллюзиями о другой, лучшей судьбе. Твоя жизнь никчёмна… Впрочем, как и моя…
В противоположном углу ринга сидит на стуле полное отражения меня — угрюмый парень с худощавым тельцем, чьё ДНК идентично моему на все 100%. Он — это я. Какой-то бомж из восьмого или двенадцатого сектора согласился на процедуру клонирования за свежевыпеченную булочку — вкуснятину, доступную лишь элите. Настоящую пшеницу для булочки вырастили на далёкой планете, про которую многие здесь слышали лишь краем уха. Заветная планета, колыбель человечества — Земля…
С началом покорения новых галактик человеческой цивилизации стало не хватать рабочих рук. Эту проблему успешно решили клонирование и дроника. Тысячи идентичных личностей занимаются добычей гелия-3 в шахтах на тёмной стороне Луны, ремонтом космических кораблей или бурением на спутниках Сатурна. Теперь каждый десятый может позволить себе завести домашнего динозавра, вымершего миллионы лет назад, или с помощью кусочка генного материала, добытого из могилы, воскресить умерших родственников.
Людям всегда нравились битвы с кровью и насилием. Я создан быть боксёром-гладиатором. Бой продолжается до тех пор, пока один из нас двоих не умрёт на ринге, истекая кровью под вопли и смех публики. Средняя продолжительность жизни таких, как я — двадцать матчей. Мало кто может жить дольше. Скоро мой двадцатый бой. В этом мире я живу не более трёх месяцев.
Вот выходит на ринг мой друг. Мой единственный друг. У нас, клонов, одно имя — Джон. Он — это я. Телосложение, лицо, характер, стиль ведения боя. Но всё-таки мы отличаемся.
«Можно ли изменить свою судьбу?» — спросил он меня, идя на свой последний бой. Удар, ещё удар. Держись, мой друг, продержись ещё немного. Гонг. Третий раунд. Почему ты сдался? Зачем опустил руки? Ведь ты же видел, как хитёр твой соперник… Левый апперкот опрокинул Джона на ринг, и вот он лежит, глядя на меня. Кровь медленно заливает зрачки. Он понял свою участь. И принял её. С последним вздохом он прошептал мне: «Свобода…».
Можно ли изменить свою судьбу? Достойны ли мы иной жизни, а не существования в роли марионеток в руках творцов? Способны ли на большее? Я узнаю это, мой друг! Я должен это узнать!
После матча я нашёл на трибуне клочок скомканной бумажки. Обычно здесь валяется много мусора, но подобное я видел впервые. На листке был изображён человек в лунном свете, вырвавшийся из гроба, плывущего по волнам. Рядом была нарисована одинокая скала и нависший над ней угрюмый замок. Лицо человека изображало тревогу и радость. Казалось, этот невольник достиг поставленной цели, высшей точки просветления и был… Был счастлив?! В последнее время я часто всматриваюсь в эту пожелтевшую от времени картинку, измазанную пылью и грязью, с отпечатком грубого ботинка. Казалось, мне послало этот обрывок само провидение. Но зачем?
После каждой победы нам приводят женщин — таких же клонированных заложниц судьбы, как и мы, Джоны. Этих жриц любви тоже зовут одинаково — Глория.
Моя Глория умела читать и рассказала мне, что моя картинка — из очень старинной книги с красивым названием «Граф Монте-Кристо». Её написали в давние процветающие времена на планете Земля. Эту книгу Глория часто читала детям «избранных», когда работала гувернанткой в главном секторе. По роковой случайности, девушка понравилась одному богачу из высшего сословия, и он выкупил её для личного пользования, а затем, когда игрушка надоела, сдал её в центр утилизации клонов. Но в центре Глорию посчитали пригодной для дальнейшей службы — и она оказалась здесь, на низших уровнях, в гетто. Ей, как и всем остальным отверженным и неугодным, должны были стереть память, но произошло чудо: какое-то устройство на конвейере вышло из строя, когда подошла её очередь промывки мозгов. Заметили это гораздо позже. Немного импровизации плюс актёрский талант — и Глория сумела сохранить свою память.
Мой тренер всегда твердил мне: «Во всём есть провидение, мой мальчик». Он был хорошим человеком. После пятидесяти побед ему, согласно традиции, сохранившейся со времён Древнего Рима, даровали свободу. Но это не было свободой как таковой. Да, он не выступал на кровавой сцене, рискуя жизнью, и не жил как мы, в камерах-клетках. У него был свой «дом», точнее, его подобие, — просторный отсек, оборудованный только самым необходимым. Тренера не выпускали на другие уровни и запретили учиться читать, менять работу, иметь семью. Всё, что он должен был делать — это учить новеньких красиво побеждать и не менее красиво умирать. Со сколькими друзьями-гладиаторами он дружил, скольких обучал, скольких потерял, никто не знает. Однажды ночью, не выдержав жалкого существования, тренер вышел в центр пустого ринга, встал на колени и с улыбкой перерезал себе горло острым ножом, подаренным в качестве признания свободы.
Всё что от него осталось — это обрывки книг, статей, мемуаров, картонок, памфлетов, которые он собирал в надежде когда-либо прочесть. Ведь в гетто нет книг. Приносить их строжайше запрещено. Да и зачем? Ведь мало кто умеет читать, а учить этому забытому искусству просто некому. Большинство даже не знает, что означает слово «книга». Тренер собирал исписанную бумагу везде: в уборных, мусорных баках, подкупал рабочих с других уровней, чтобы те передавали ему через систему канализации и вентиляции то единственное, что представляло для него ценность. Все эти аккуратные стопки он оставил мне в наследство. Я не знаю, зачем это он сделал. Может, я напоминал ему сына, которого у него никогда не было и которого он так хотел иметь.
Мы с Глорией просматривали стопку за стопкой. И когда неожиданно нашли ещё действующую идентификационную карточку межуровневого охранника, были на седьмом небе от счастья. Это было чудом. Это был пропуск в иной мир. Но как им воспользоваться, если в спину каждого живущего в гетто встроен чип для отслеживания передвижений? И мы отложили карточку.
Глория нашла недостающие фрагменты книги «Граф Монте-Кристо». Я попросил её ещё раз рассказать эту удивительную историю. И она, поглаживая меня по голове, как ребёнка, начала свой длинный рассказ, словно читая книгу. Я слушал её, и с каждым новым эпизодом сердце стучало всё сильнее. Мимолётное счастье, жестокий обман, заточение в неприступную темницу, свобода, месть и снова счастье, описанные на этих страницах, дали мне надежду. Я чувствовал невидимую связь с этим героем.
Когда лимит посещения был исчерпан, Глория вышла из моего отсека, напоследок сказав «прощай». До этого мы всегда говорили друг другу «до встречи». Вскоре я узнал, что шестую группу, в которую входила моя Глория, отправили на утилизацию из-за «окончания срока годности». Сухая формулировка, означающая ещё одну оборванную жизнь. Возможно, я был последним клиентом Глории. Может быть, ей удалось бежать и она сумела спастись? Мне бы хотелось в это верить. Но я знал, что это не так. Ты всегда будешь в моём сердце, Глория. Ты в лучшем из миров — ты в моём внутреннем мире! Теперь у меня была цель. Выбраться из этого злосчастного места на свободу. Я должен это сделать ради единственного друга, ради мастера, ради любимой Глории, ради себя…
Устроить свою смерть не так-то просто. Но возможно, если идентичных тебе клонов тысячи. Форму охранника достать несложно. Но надо спешить, ведь завтра бой, который мне точно не выиграть. За три месяца все мои органы порядком износились, и шансов на победу нет. Побегу препятствует лишь чип, вживлённый в спину между четвёртым и пятым позвонком. Чипируют только население гетто, у охранников и элиты чипов нет. Вырезать его означает стать вне закона — за тобой тут же придут стражи. Но если ты умер, то чип отключается сам собою, а это значит, для всех ты мёртв. «Перехитрить его не удастся никому и никогда. Подконтролен каждый человек. Пронумерован каждый чип», — так мне говорили всю жизнь. И мой путь лежал к докторскому отсеку.
Доктор, или, как мы его называем, «ремонтник», может всё: запаять рану лазером, да так, что шов будет незаметен, найти контрафактный орган или редкие лекарства. Мне нечего было ему предложить, кроме стопок книг умершего мастера. Благо, что доктор был образованным. Он был счастлив. Во всей этой, так сказать, «библиотеке», были уникальные медицинские и технические журналы. Мы ударили по рукам. Доктор был готов помочь мне.
И вот я иду на свой последний бой. В противоположном углу ринга сидит на стуле моё полное отражение. Угрюмый парень с худощавым тельцем, чьё ДНК идентично моему на все 100%. Он — это я. Шестой раунд жестокой битвы. Раздробленная зубами ампула с ядом мгновенно останавливает моё сердце. Мир для меня остановился. Я вижу себя в лунном свете, вырывающимся из гроба, плывущего по бурным волнам от островной темницы. Я был главным героем той самой книги. Чип отключился. Доктор забрался на ринг, констатировав мою смерть. Выждав нужный момент, он уколол меня в сердце шприцом с адреналином, быстро запаковывая тело в мешок и отправил в морг. Сердце вновь забилось. Чип перезагрузится через три минуты. Время шло. Я проиграл бой, но надеялся выиграть войну с эти жестоким миром.
Доктор творил чудеса. В морге моё тело подменили на другого клона — Джона, который в предыдущее утро упал с крана на ремонтной площадке. Доктор сумел изъять из моего тела чип и вшить его в тело того бедолаги. А его чип трансплантировал в крысу, которую отправил прогуливаться по канализационным трубам. Обман будет раскрыт нескоро. Десять минут — и моё лицо пришло в норму, как будто и не было изнурительных шести раундов. Гематомы на лице сошли, но тело ещё ныло. Доктор просил меня отлежаться в убежище пару дней, но я не хотел оставаться. Я так долго этого ждал. Переодевшись охранником, я с помощью припасённого пропуска прошёл всю охранную систему и добрался до самого верхнего уровня, где стояли на причале гражданские космолёты.
Какие они огромные… Я их не разу не видел, только слышал о них от работяг, часто посещавших бар в самом нижнем гетто.
Эмигранты и свободные жители колоний заходили в этого рукотворного монстра. Оцепенев от страха, я не решался сделать следующий шаг навстречу заветной мечте. Мешкая и нервничая, я привлекал слишком много внимания. В мою сторону двинулись стражи правопорядка, но меня спас случай. Старая богатая женщина увидела торчащий из моего кармана обрывок с рисунком.
— О, вам тоже нравится эта книга?
— Извините?
— Простите моё любопытство, но «Граф Монте-Кристо» была моей любимой книгой, мне её в детстве читала гувернантка. Вы не могли бы проводить меня до каюты? Всегда приятно пообщаться с образованным человеком.
Шумная женщина много говорила о поэзии, о пьесах какого-то Шекспира, а я только кивал головой. Мы зашли в космолёт — и это главное. Из меня получился хороший слушатель, но неуверенность и грустные глаза выдали меня. Я доверился этой старой женщине, рассказав о своей жизни и о побеге, ничего не скрыв и не преувеличив. Поверив, женщина дала мне одежду одного из своих камердинеров и оставила у себя в каюте.
Отныне я не был изгоем. Я чувствовал тревогу и радость одновременно. Я боялся, что меня могут схватить. Я боялся, что эта женщина передумает и предаст меня. Но в душе я точно знал, что этого не будет.
Подлетая к Земле и глядя в иллюминатор, я с трепетом произношу долгожданное слово «Свобода»…
Загрузка...
