Брожу ли я вдоль улиц шумных,
Вхожу ль во многолюдный храм,
Сижу ль меж юношей безумных,
Я предаюсь моим мечтам.
Я говорю: промчатся годы,
И сколько здесь ни видно нас,
Мы все сойдем под вечны своды —
И чей-нибудь уж близок час.
Гляжу ль на дуб уединенный,
Я мыслю: патриарх лесов
Переживет мой век забвенный,
Как пережил он век отцов.
Младенца ль милого ласкаю,
Уже я думаю; прости!
Тебе я место уступаю:
Мне время тлеть, тебе цвести.
День каждый, каждую годину
Привык я думой провождать,
Грядущей смерти годовщину
Меж их стараясь угадать.
И где мне смерть пошлет судьбина?
В бою ли, в странствии, в волнах?
Или соседняя долина
Мой примет охладелый прах?
И хоть бесчувственному телу
Равно повсюду истлевать,
Но ближе к милому пределу
Мне все б хотелось почивать.
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
У всех свой век, быть может длинный,
Иль очень короток, увы,
Мы в этих сроках не повинны,
Коль благоденец, то живи
«Быть может!» — бабушка сказала.
«Быть может!» — хмуро молвил дед.
«Быть может!» — тещёнька вещала,
«Быть может!» — я, сказал в обед!
[Быть может], пряталось в чулане,
В долине был остылый прах…
И что-то шастало… Цыгане,
Шагали с песней не устах.
А в стену был забит и гвоздь,
А я шагал, твердя, — «Авось?!»
****
Мне понравились последние строки, наряду со всем текстом:
«И равнодушная природа
Красою вечною сиять.» (с) — словно предвидел гений, что у каждого памятника природа окружает их.